Избранные труды по русской литературе и филологии - стр. 124

Программа доведена до середины 20‐х гг., движется к концу десятилетия, но, поскольку не упоминает поездку в Берлин и Прагу и не включает имени Р. О. Якобсона, следует заключить, что она составлена до середины октября 1928 г.

Понятно, что за многими именами стояли определенные биографические ситуации; но во многих случаях названы лица, каждое из которых могло быть в большей мере объектом наблюдений или даже только мемуарного (само обозначение «воспоминания» встречается в некоторых планах) – потенциально художественного – осмысления «задним числом», чем участником какой-либо конкретной, лично значимой для Тынянова ситуации. К этой второй группе можно отнести часть профессоров Петербургского университета, а также, например, А. Волынского или А. Грина, упомянутых, несомненно, в качестве обитателей Дома искусств. (Конечно, не «биографичны» в узком смысле слова упоминания реалистов и символистов в начале программы.) Однако проводить такое разграничение достаточно трудно, поскольку далеко не всегда наличные, весьма ограниченные биографические сведения позволяет с уверенностью утверждать, что имело место или нет активное общение. Так, лишь недавно стало известно о помощи, которую оказывал Тынянову в 1921 г. Н. А. Котляревский407. С другой стороны, заведомо важные контакты с Е. Д. Поливановым пока документированы очень мало, хотя ранний бытовой контекст (1920) очерчен в воспоминаниях Каверина, рассказывающего, среди прочего, о том, как Поливанов водил Тынянова в опиумную курильню, которую держали в Петрограде китайцы408. В дальнейшем, с отъездом Поливанова в Москву в 1921 г., отношения стали более далекими, и, судя по переписке со Шкловским, Тынянов желал нового сближения. Напомню, что в 1927 г. он следил за работой Каверина над романом «Скандалист» – где прототипом Драгоманова был Поливанов – и даже сочинял с автором для заключительной главы лекцию Драгоманова409