Из бутика с любовью - стр. 20
– Тогда где-то на полу парковки могут остаться следы. Надо обыскать все.
– Да. Но часа в четыре утра, когда на парковке никого не останется. В свете ультрафиолетовых ламп кровь видна отлично. Если следы есть, мы их найдем. Будет хуже, если их нет. А пока займемся людьми с твоего семинара и окружением Киры.
Петра взяли прямо на кладбище. Он был совершенно, вдребезги и неприлично пьян.
– Да, я убил ее, – сказал он. – Да-да-да. Это я. Я готов признаться.
За спиной Петра защелкнулись наручники. Майор Валерианов, друг детства Димы и его коллега по армейским будням, высморкался с довольным видом.
– Признательные показания – это благородно и удобно, – произнес он. – Вот и проблема решена.
Петр что-то пьяно бормотал, глядя в сторону холмика, засыпанного увядшими цветами.
– А мотив? – спросил Дима. – Зачем он это сделал?
– Протрезвеет и расскажет, – сказал майор и снова прижал платок к большому красному носу. – Может, они были тайными любовниками, а она ему изменила? Такое бывает, и часто. Человек, обуреваемый страстями, знаете ли, существо непредсказуемое и опасное для окружающих.
Петра затащили в воронок.
– А может, это не он? – предположила Марина.
– Ну вы же сами слышали, Марина Владимировна, – благодушно сказал Валерианов, – гражданин Иванов заявил: «Да, я убил ее, да-да-да».
Марина посмотрела на могилу, возле которой стоял ряд пустых бутылок с водкой.
– Все, у кого умер кто-то близкий, считают себя виноватыми, – сказала она.
– Ничего, – утешил ее Дима, – тут холодно, простудится еще. А в камере, возможно, к нему вернется ощущение реальности. Ну и протрезвеет.
– Какой ты черствый, – сказала Марина. – У человека горе.
– Горе мы еще увидим, – пообещал ей Дима. – Когда посетим родственников Киры.
От храпа дрожали шторы и стучали по батареям соседи. Вероника попыталась растолкать своего гостя (они поехали все-таки к ней) или хотя бы перевалить его на правый бок, но туша была неподъемной.
– Ахххххххр! – заливался мужчина.
Вероника махнула рукой и пошла на кухню пить чай. Взяв в пухлую ладошку бутерброд с колбасой и ломтиком соленого огурца, она печально впилась в него зубами и подумала о том, что ее рыжий и пьяный кавалер завтра не вспомнит ее имени. Она представила себе, как он стоит в дверях кухни, затравленно смотрит на нее и, фальшиво улыбаясь, отступает к выходу.
Храп стих. Вероника доела бутерброд, закапанный слезами, и выпрямилась. Секунду спустя храп возобновился, и Вероника взяла еще один бутерброд. Рядом с кухней располагался гардероб, полный одежды. Там была одежда подороже, одежда подешевле и много-много самой дешевой китайской одежды, разложенной охапками. Почти все напоминало покроем плащ-палатку, но были и обтягивающие вещи – у Вероники «толстые» дни, во время которых она ощущала себя огромной, чередовались с «худыми», когда ей хотелось обтянуть пышную грудь и выставить ее напоказ.