Из Африки - стр. 42
Пустота над головами постепенно сменялась ясностью, подобно тому, как пустота бокала сменяется блеском вина. Верхушки холмов, озарившись первыми солнечными лучами, радостно замерцали. Земля словно потянулась к солнцу, и заросшие травой склоны, как и принадлежащие маасаи заросли ниже, подернулись золотом. С нашей стороны реки сверкнули на солнце самые высокие кроны деревьев в лесу. Настало время вылета больших вяхирей, которые, гнездясь на противоположном берегу, кормились в моем лесу. Они жили здесь каждый год, но недолго. Появлялись эти птицы внезапно, как атакующая крылатая конница.
Утренняя стрельба по голубям была излюбленным занятием моих друзей из Найроби; чтобы поспеть вовремя, то есть на восходе, они наезжали так рано, что парковались возле моего дома, еще освещая себе путь фарами.
Стоя вот так, в тени, задирая голову к небесам, я воображала себя путешественницей, опустившейся на морское дно; ветерок мог сойти за течение, а небо – за поверхность моря, увиденную снизу.
Запела какая-то птица; через мгновение из гущи леса раздался звон колокольчика. Мою радость трудно передать словами: Лулу никуда не ушла из родных мест! Звон приближался; я угадывала движения антилопы по его ритму: она то спешила вперед, то останавливалась. Внезапно Лулу появилась рядом с одной из африканских хижин. Зрелище бушбока так близко от человеческого жилья показалось мне сейчас необычным. Она стояла неподвижно: видимо, была готова к встрече с Каманте, но не со мной. Однако антилопа не скрылась в зарослях, а уставилась на меня без всякого страха, не помня наших ссор и собственной неблагодарности, проявившейся во внезапном исчезновении.
Лулу, теперь уже жительницу джунглей, независимость сделала еще высокомернее. Она выглядела всесильной владычицей леса. Если бы мне довелось общаться с принцессой-изгнанницей, претендующей на престол, а потом снова повстречать ее уже добившейся своего королевой, то наше свидание сложилась бы примерно так же, как эта утренняя встреча с Лулу. Она проявила не больше злопамятства, чем король Луи-Филипп, провозгласивший, что королю Франции не пристало помнить козни герцога Орлеанского.
Теперь это была настоящая Лулу. Прошлой воинственности не осталось и в помине: на кого ей было теперь нападать, да и зачем? Войдя в свои божественные права, она обрела покой. Лулу достаточно хорошо меня помнила, чтобы чувствовать, что опасности нет. Целую минуту она изучала меня; ее глаза были лишены при этом всякого выражения, она ни разу не моргнула; я вспомнила, что боги и богини тоже не моргают, и поняла, что оказалась лицом к лицу с волоокой Герой. Проходя мимо меня, Лулу кое-как щипнула травинку, совершила ленивый прыжок и проследовала к задам кухни, где Каманте высыпал на землю ее лакомство.