Иван Никулин – русский матрос - стр. 9

– Что же ты, Вася, зевнул, адреса не записал? Эх, не догадался ты, Вася, поезд остановить.

Последним поднялся Папаша. Как человек в летах, солидный и деловитый, он пренебрежительно относился и к девушкам и ко всяким иным красотам природы, считая все это пустяками, бесполезными для человека.

– Чайку бы сейчас горячего, – сказал он мечтательно. – Давайте развязывайте мешки, завтракать пора.

Но что-то случилось – поезд, завизжав тормозами, сбавил ход, остановился. Никулин, высунувшись из вагона, спросил бегущего мимо кондуктора:

– В чем дело?

– Путь, говорят, разобран.

Вдруг Никулин резким движением рванул вагонную дверь и захлопнул ее, оставив только узенькую щелочку. Когда он повернулся к товарищам, они по лицу его сразу поняли все без слов.

– Фашисты? – спросил Папаша.

Ответила ему очередь автомата. Да, это были фашисты. В дверную щель Никулин видел, как бегут они из перелеска, нестройно крича и стреляя.

Несколько секунд было оцепенение. А передние, самые ретивые немцы уже подбегали к паровозу. Никулин мгновенным взглядом окинул бледные лица товарищей и понял, что, если оцепенение продлится еще хоть полминуты, погибнут все до единого.

Немцы шумно суетились около поезда.

– Ложись! – скомандовал морякам Никулин. – Ни звука! Как только откроется дверь, прыгай гадам на головы, души! Кто захватит оружие, выдвигайся вперед и бей по другим!

Легли и замерли. Шум близился, уже ясно различимы были отдельные чужие слова. Фомичев вдруг встал.

– Ты что? – зашипел Никулин.

– Хитрость! – горячим шепотом ответил Фомичев. – Хитрость придумал. Их надо в вагон заманить, здесь мы их лучше возьмем!

И он быстро, ловко начал закидывать моряков сеном.

Он успел как раз вовремя. Немецкая речь послышалась совсем рядом, дверь откатилась.

– Рус, сдавайсь! – произнес чужой ненавистный голос. – Ходи сюда!

Ни звука в ответ, ни шороха. Кряхтя, немцы полезли в теплушку – сперва двое, за ними еще двое. Остальные ждали у открытой двери на полотне.

Никулин прямо перед собой увидел толстые ноги немца в обмотках и грубых ботинках с порыжевшими грязными задниками. Резким движением он дернул немца за ноги к себе. Немец коротко вскрикнул, рухнул лицом вниз, в то же мгновение автомат его очутился в руках у Крылова. Вскочил Фомичев и сплеча хватил ближайшего немца кулаком в висок – у немца изо рта, из носа хлынула кровь, он повалился. Жуков и Серебряков сгребли третьего немца, а четвертым занялся в углу Папаша: прижав немца к стенке, он левой рукой вырывал у него автомат, а правой часто и быстро бил ножом. Все это произошло в одну секунду, а в следующую – по немцам, что толпились у вагона, застрекотали, залились их, же, немецкие, автоматы, попавшие в руки моряков. Немцы шарахнулись, а из вагона, свистя, гикая, гогоча, уже сыпались, прыгали наши! Немцы оторопели, увидев перед собою русских матросов, которых уже давно они называли черными дьяволами, полосатой смертью. Матросы кидались к убитым, хватали оружие. Вот уже полетели в немцев их же, немецкие, гранаты! Гитлеровцы побежали к перелеску, моряки – за ними, но из кустов навстречу загремел станковый пулемет. И захлебнулась бы лихая атака, но Василий Крылов, задержавшийся у поезда, увидел десяток немцев, втаскивающих пулемет в открытый железный пульман, чтобы с его бортов ударить морякам в спину. С гранатой в руке Крылов бросился к пульману. Взрыв! Над пульманом встало облако сизого дыма. Когда оно рассеялось, Крылов уже стоял перед пулеметчиками с двумя парабеллумами в руках. Трое были убиты, уцелевшие подняли руки.