Иудейская война - стр. 58

6. Таким образом Архелай довел до конца свой ловкий маневр, при помощи которого спас своего зятя. Веселье и пиршества последовали за заключением мира. Ирод подарил Архелаю перед его отъездом семьдесят талантов, золотой трон, осыпанный драгоценными камнями, евнухов и наложницу по имени Паннихия. И свита его щедро была наделена, всякий по достоинству своему, подарками. По приказанию Ирода и родственники его поднесли Архелаю великолепные подарки. Ирод и его сановники провожали его до Антиохии.

1. Недолго спустя в Иудее высадился человек, который в искусстве хитрить далеко превосходил даже Архелая и который не только поколебал примирение, достигнутое последним для Александра, но сделался виновником его окончательной гибели. Это был спартанец, по имени Эврикл, которого жадность к наживе пригнала в Иудейское царство. Эллада не могла больше удовлетворить его расточительности. Он привез Ироду блестящие подарки с целью выжать у него более богатые, и он действительно с лихвой был награжден царем. Но подарки одни не имели в его глазах никакой цены – он добивался власти и решился приобрести ее кровью. Лестью, подкупающим красноречием и лицемерными похвалами он прежде всего вкрался в доверие к Ироду, а затем, изучив его характер, он начал говорить и делать все в угоду ему и таким образом сделался одним из интимнейших его друзей. Уже из-за одной принадлежности его к спартанской нации[114], царь и весь двор обращались с ним с особым уважением.

2. Сей муж вскоре постиг слабое место семьи: раздоры между братьями и неравные отношения отца к сыновьям. Он прежде всего сблизился с Антипатром, пользуясь его гостеприимством, но в то же время притворно поддерживал дружескую связь с Александром, выдавая себя ложно за старого приятеля Архелая. По этой причине он был принят Александром как надежный друг. И брату его Аристобулу он также успел понравиться. Опытный во всех ролях, он к каждому отдельно умел подступить иным манером. По преимуществу же он был наемником Антипатра и предателем Александра. Первого он укорял в том, что он, будучи старшим, терпит возле себя людей, выжидающих только первого удобного случая для того, чтобы уничтожить все его виды на престол; последнего он порицал за то, что он, сын царицы, муж царской дочери, имея, кроме того, такую превосходную опору, как Архелай, допускает, чтобы сын простой мещанки был престолонаследником. Вымышленная им дружба с Архелаем заставила молодого принца считать его своим добрым советником. Он поэтому откровенно изливал перед ним все, что он имел на сердце против Антипатра, и высказывал опасение, что Ирод, убийца их матери, способен также отнять у них корону, на которую они, как сыновья царицы, имеют неотъемлемые права. Эврикл лицемерно выражал ему свое сочувствие и соболезнование. Но после того как ему удалось выжать такие же откровенности и у Аристобула и обоих вместе вызвать на свободное выражение своего неудовольствия против отца, он поспешно передал эту тайну Антипатру. К этому он прибавил свой собственный вымысел, будто братья посягают на его жизнь и уже готовятся обнажить меч против него. Богато вознагражденный за эту услужливость, он начал с того, что при каждом удобном случае расхваливал Антипатра перед Иродом; но кончил тем, что нанялся формально в убийцы Аристобула и Александра и выступил их обвинителем перед царем. «В благодарность за твои милости ко мне, – так начал Эврикл, – я дарю тебе, Ирод, жизнь; как воздаяние за твое гостеприимство, я приношу тебе свет. Уже давно выточен меч и рука Александра простерта над тобою. Ближайшее осуществление заговора я предотвратил тем, что притворялся сообщником его. Александр сказал: Ирод не довольствуется тем, что сидит на не принадлежащем ему троне, что после убийства их матери раздробил ее царство, он еще возвел в престолонаследники бастарда – этого проклятого Антипатра, которому предназначил их родовое царство, но он решил принести искупительную жертву памяти Гиркана и Мариамны, ибо из рук такого отца он не должен принять скипетр без кровопролития. Каждый день его всяческим образом раздражают; ни единого слова, срывающегося с его языка, не оставляют без извращения. Заходит ли речь о чьем-либо благородном происхождении, то без всякого повода приплетают его имя. Ирод говорит: “Есть один только благородный – это Александр, который и отца своего презирает за его простое происхождение”. На охоте он вызывает негодование, если молчит, а если хвалит, то в этом усматривают насмешку. Отец всегда сурово с ним обращается, только с Антипатром он умеет быть ласковым. Он поэтому охотно умрет, если его заговор не удастся. Если же ему удастся убить отца, то он надеется найти убежище прежде у своего тестя Архелая, к которому легко может бежать, а затем также у императора, который до сих пор совсем не знает настоящего Ирода; ибо тогда он не так, как прежде, будет стоять пред ним, трепеща пред присутствовавшим отцом, и не будет только докладывать об обвинениях, которые он лично возводит на него. Он прежде всего изобразит императору бедственное положение всей нации, он расскажет ему, как у этого народа высасывали кровь поборами, на какие роскоши и злодейства были растрачены эти кровавые деньги, что за люди те, которые обогащались нашим добром и которым дарили целые города; затем он еще будет взывать о мести за его деда и мать и сорвет завесу, скрывающую все ужасы и гнусные дела нынешнего царствования, – тогда, надеется он, его не будут судить, как отцеубийцу.