Иствикские ведьмы - стр. 24

Категория «исполнителей и их друзей» включала всех, кроме ван Хорна, однако он сумел проникнуть в притвор. Все знали, кто он, и это придавало ситуации дополнительную интригу. Когда ван Хорн говорил, звук голоса не вполне совпадал с движением губ, и ощущение, будто где-то внутри его артикуляционного аппарата спрятан искусственный механизм, усиливалось странным, неопределенным, каким-то лоскутным впечатлением, которое производили его черты, а также усиленным слюноотделением, сопровождавшим его речь, так что ему приходилось время от времени делать паузы, чтобы провести рукавом по уголкам губ. Тем не менее он держался уверенно, как воспитанный и состоятельный человек, и, разговаривая с Александрой, близко склонялся к ней, чтобы добиться эффекта интимности.

– Ах, это всего лишь безделицы, – ответила Александра, вдруг почувствовав себя маленькой и смущенной перед этой нависающей над ней темной тушей.

Шел как раз тот период месяца, когда она была особенно чувствительна к аурам. Аура этого волнующего незнакомца представлялась ей сияющей, черно-коричневой, похожей на вылезшего из воды бобра, который, отряхиваясь, подпрыгнул и застыл у него за спиной.

– Подруги называют их моими «малышками», – добавила Александра, изо всех сил стараясь не покраснеть. От этих усилий и тесноты набитого людьми помещения она испытала некоторую слабость. Многолюдье и новые мужчины – не то, к чему она была привычна.

– Безделицы? – повторил ван Хорн. – Но когда берешь их в руки, чувствуешь в них столько потенции. – Он вытер губы. – Столько, знаете ли, жизненных соков. Они меня ошеломили. Я скупил все, какие были в… как называется этот магазин? «Крикливая овца»?

– «Тявкающая лиса», – подсказала Александра, – или «Голодная овца», они находятся по обе стороны от парикмахерской через две двери от нее – это если вам когда-нибудь понадобится подстричься.

– Если это будет зависеть от меня, то никогда. Стрижка истощает мою силу. Мама называла меня Самсоном. Да, я купил их в одном из этих магазинов. Купил все, что у них было, чтобы показать своему приятелю, вот уж действительно раскованному, потрясающему парню, который держит галерею в Нью-Йорке, прямо на Пятьдесят седьмой улице. Не могу вам ничего обещать, Александра, – вы не возражаете, можно мне так вас называть? – но, если вы займетесь более крупными формами, уверен, мы сможем организовать вам выставку. Быть может, вы никогда не станете Марисоль[15], но Ники де Сен-Фалль[16] станете наверняка. Знаете, эти ее многочисленные «Нана»… в них есть масштаб. Я хочу сказать, что она действительно раскованна, а не просто валяет дурака.