История села Мотовилово. Тетрадь 9 (1926 г.) - стр. 8

– Я не умею! – скромно отказывалась та.

– А ты сделай рот варежкой, разевай его шире варежки и пой!

И это не подействовало на неспециалистку в пении песен, скромницу. А та решила, чтоб чем-то привлечь к себе внимание всех присутствующих на пиру, удивить и перещеголять всех своим искусством, дико визжа, она демонстративно взобралась на стол, ногами швыряя с него тарелки с закуской, она стала ошалело плясать, а в завершение всего этого она подняла выше колен подол своего сарафана, обнаружив при этом свои розовые ляжки. Молодёжь стыдливо отвернулась, а пожилые, да и муж её с ними дико загоготали, и пьяные, лоснящиеся от жары и самогона их рожи расплылись в гаденьком хихикающем поощрительном смехе. После скотской, поганенькой выходки эта баба принялась ругаться с той бабой, которая сидит полутрезвой и не подчиняется полуприказам участвовать в её диком веселии. Назвала её трезвой дурой. Та, видимо, находчивая в речах, дала ей отповедь: «Чья бы корова-то мычала, а твоя-то бы молчала!» Это слово в корне не понравилось разбушевавшейся бабе, между ними завязался спор, а спор перерос в драку. Они, взаимно вцепившись друг дружке в волосы, начали таскаться, волтузиться, обоюдно стараясь повалить противника на пол и задать пинка. Разнять их удалось только их мужьям, спокойно наблюдающими эту сцену до этого со стороны.

По домам с пира пьяные возвращаются на карачках. Некоторые будучи уже совсем пьяными и еле держатся на ногах, но при уходе из гостей «на дорожку» просят ещё, чтоб ему подали «подожок», сознавая всё же, что, переступив порог дома, где был пир и вино лилось рекой, он, уйдя домой, уже не увидит выпивки до самого утра – до общего опохмеленья.

– Уж не выламывайся! Чай, знают попа и в рогоже! – обрушилась на своего Гришку его жена, выпрашивающего на дорогу выпить последний, завершающий стаканчик. – Налил зенки-то! Пошли домой! Лукавый! – тыча кулаком в загорбок, силком вытуривала его за дверь. – Уж сытый, а всё просит. Зюзя! – ворчала баба на своего мужа.

Через чур пьяный Ершов, барахтаясь, валялся в сенях на голом полу. Он, видимо, беспризорно оставлен своей женой на произвол судьбы. Пьяно выкобеливаясь, он, видимо, ещё не совсем потерял свои чувства и, наверное, одним ухом, а всё же слушал, что происходит вокруг.

– И мне подайте выпить! Я совсем ещё трезвый, мне стыдно являться домой непьяному, – полусонно бормотал он, чтоб как-то привлечь к себе внимание распорядителей пира. Но его никто не слышал, и его просьба была бесполезно напрасной, как «глас вопиющего в пустыне».