История русского народа - стр. 99
Такое состояние, всегда угрожая бедствием, переводя мгновенно из тишины и возможного счастия в положение ужасное, должно было показывать состояние духовенства, пользовавшегося многими преимуществами и общим уважением, весьма завидным. Оттого часто людин вкупался в церковные люди, старался пристроить себя к духовным людям. При тогдашнем состоянии религиозных понятий монастырь мог считаться единственным прибежищем старости и дряхлости.
Нам представляют следующий период уделов, замыкающий собою все время от 1055 до 1224 года, неожиданным изменением, тучей, налетевшей на Русь, дотоле счастливую и благоденственную: это совершенно несправедливо. Пусть думали руссы XII века, что после смерти Ярослава самые небесные знамения возвращали бедствия и ужасы. Немного надобно внимания, если пожелаем видеть, что первоначальная история Руси приготовила то состояние, картину которого мы изобразили, а рассматривая сию картину, мы понимаем – чему из этого состояния долженствовало явиться.
Могло ли быть все это иначе? Никак: бесполезна и ничтожна была бы история, если бы она не показала нам, что каждое из событий иначе быть не могло; если бы она льстила нас небывалыми картинами счастья, а не показывала нам в самых бедствиях начал добра и зла. Состояние общественности, дух времени, образ мыслей и понятий, географические подробности, современные события в странах, окружавших Русь, должны были произвесть именно то, что было в Руси.
Мог ли варяг понимать благость другого правления, кроме феодального? Мог ли великий князь русский не делить областей сыновьям, чтобы задушить через то феодализм? Мог ли князь иметь наши идеи об обязанностях государя к подданным и подданный мог ли быть привязан к государю чем-либо другим, кроме силы и меча? Могли ли духовные иерархи внушить другие понятия о религии, кроме тех, которые сами они имели? Могла ли религия истинная истребить идолопоклонство, не войдя в гражданские законы Руси? Могли ли законы быть чем-либо другим, кроме смешения законов славянских, варяжских и греческих? Никак, но почему же провидению угодно было так поздно оживить общественной жизнью обширные земли от Черного до Балтийского морей, оставляя их до IX века по Рождеству Христову невидимыми и неустроенными? Разрешение сего находим в целой истории человечества; по крайней мере, в целой Истории русского народа. Но сие оживление, начавшись соединением славянина с варягом, распространением единства языка и религии от Ильменя до Днепра, могло быть продолжено только частной, отдельною жизнью разных княжеств и взаимно борьбой их политики, мнений и выгод.