История русского народа - стр. 96

История русской иерархии представляет нам следующие замечательнейшие обстоятельства.

Мы видим явную уступку греков в крещении Руси. Церковь Греческая, не противившаяся власти греческих императоров ни в чем, кроме духовных дел, перенесла свой дух в русскую землю. Тем более невозможно было думать о политическом владычестве, приводя в Святой Закон горделивого князя Владимира. Здесь была взаимность: политика греков требовала уступки; политика Владимира устраняла чуждую власть, и первую иерархию, как мы уже говорили, составили в Киеве одни простые иереи, над которыми важностью лица, а не саном, владычествовал Анастасий, духовник князя. Но, кроме власти политической, были переданы духовенству все преимущества, какими пользовалось оное в Греции: т. е. десятина и церковные суды.

Бегство Анастасия, увеличившееся число церквей, начало монастырей, лучше понимаемое величие князя требовали духовного иерарха с большей властью, большим величием. Но политика Ярослава, допуская учреждение митрополии, не дала в сем случае грекам большого преимущества; первый киевский митрополит, вероятно, был грек; в 1051 году Ярослав возвел смиренного пустынножителя в великий сан митрополита. Иларион, мирный отшельник, природный русс, без сомнения, не книжный и не ученый, и Лука, епископ Новгородский, также русс, отстранили своим избранием влияние греков. Наследники Ярослава не умели воспользоваться его примером, и греки успели наконец утвердить избрание киевских митрополитов за Царьградом. Несмотря на то, власти государственной никогда не передавали князья духовенству, тем менее грекам, и беспрерывно делали покушения: избирать митрополитов из руссов, требуя только согласия царьградского патриарха. Новгород, присвоивший себе право избирать новгородских епископов, кажется, старался усилить влияние греков на Киев, и, пользуясь междоусобиями, спорил о зависимости Киева от Царьграда; он видел в сем деле одно из средств к ослаблению силы великих князей. Важнейшее событие было по сему отношению при Изяславе, когда жестокие междоусобия раздирали русские земли. Удаление митрополита Михаила в Царьград и кончина его побудили Изяслава, княжившего тогда в Киеве, приступить к избранию нового митрополита. Хитрый князь желал совершить сие избрание русскими епископами, не спрашиваясь греков. Но это казалось столь необыкновенно, что князь поставлял сему предлогом единственно бывшее тогда в патриаршестве цареградском замешательство. Все согласились с ним, кроме новгородского епископа Нифонта, который жарко спорил, что будучи рукоположены митрополитом, который поставлен был цареградским патриархом, русские иерархи не имеют права сами ставить иерарха выше себя без благословения цареградскаго патриарха. Недоумевали, не знали что делать. Наконец один из епископов предложил поставить митрополита главою Св. Климента, принесенною из Херсона Владимиром. Все другие согласились, кроме Нифонта. Несмотря на его сопротивление, митрополит Кирилл, киевский схимник, был однако ж, поставлен, благословенный св. мощами, а Нифонт заключен в монастырь, откуда ушел, не признав митрополита, называл его волком, а не пастырем, именовал епископов человекоугодниками и получал из Цареграда похвалы за свою ревность, а впоследствии приобрел за постоянное свое упорство громкое имя поборника русской земли. Смерть Изяслава доставила Нифонту еще большее торжество: Георгий Долгорукий вступил на великое княжество, призвал Нифонта на совет, испросил митрополита Константина от цареградскаго патриарха и торжественно собрал собор епископов. Митрополит Кирилл был низвержен, лишен сана, заключен в монастырь; все поставленные им духовные чины были лишены своих мест и званий. Даже провозглашено было проклятие памяти Изяслава! Через немного времени Георгий скончался; дети и родственники Изяслава овладели Киевом. Они не хотели слышать о Константине, но не смели уже думать об отречении от Царьграда и только просили греков дать им митрополита нового. Добродетельный Константин уступил свой престол прибывшему из Царьграда митрополиту Феодору и удалился в Чернигов. Совесть терзала его в остальное время жизни, и он хотел позором на земле искупить прощение небесное. «Не хороните меня, – написал он в завещании, раскрытом после его кончины, – привяжите мне веревку за ноги, вытащите меня за горло и бросьте на съедение псам и хищным птицам: ради меня возмущена была церковь». Связанный клятвой исполнить завещания ужаснулся, но поступил по воле Константина, и тело доброго пастыря три дня лежало на распутии; странные чудеса уверили наконец в прощении небесном, и Константин был похоронен с надлежащей почестью.