История русского народа - стр. 147

Георгий был силен: в его войске находились половцы. Князь смоленский затворился в Чернигове с черниговским князем и Святославом Всеволодовичем, который не захотел быть союзником Георгия. Андрей Георгиевич прибыл в стан отца своего. «Без князей худо бьются войска; я сам начну день битвы», – сказал он и ринулся в сечу. Но крепость черниговская держалась 12 дней. Услышав, что Изяслав спешит к Чернигову, Георгий оробел и оставил осаду; половцы отделились от него и удалились в свои степи. «Куда же ты идешь? – говорил Георгию испуганный Святослав Олегович. – Ты разорил мою область, потравил хлеб, и где мне одному бороться с сильными?» Но Георгий предоставил Святослава его жребию и поспешил отступить. Изяслав поступил с обыкновенным своим благоразумием. Он отправил Мстислава на половцев, немедленно осадил Святослава Олеговича, но не требовал ничего, кроме мира, и с радостью помирился, понимая бесполезность жестокого наказания сего князя, всегдашней жертвы смятений; может быть, он уважал и самую причину его ненависти. Между тем Мстислав разбивал и грабил половецкие вежи. С торжеством возвратился Изяслав в Киев. Надобно было наконец, кончить с соперником, опасным более Долгорукого – Владимирком. Боярин Петр Борисович послан был напомнить Владимирку его обещание: возвратить отнятые у Киева города; более ничего не требовал Изяслав. Посол Изяслава возвратился в Киев с неожиданным известием: Владимирко уже не существовал! Современники видели в кончине сего героя своего времени наказание небесное и так рассказывали о ней:

«Владимирко терпеливо выслушал все слова боярина Изяславова и отвечал, что не отдаст городов. Боярин напоминал ему клятву на святом кресте. «Крест был не велик!» – отвечал князь галицкий. «Сила его велика», – возразил боярин, и продолжал упреки. «Довольно! – сказал наконец Владимирко. – Ты досыта наговорился; иди вон». Боярин бросил клятвенные грамоты и удалился. Владимирко оказывал явное презрение к послу Изяслава, не велел давать ему ни подвод, ни содержания из княжеской казны и, шедши по переходам, из дворца в церковь, увидел боярина идущего, остановился и с насмешкой сказал окружающим: «Поехал русский боярин, отняв свои волости!» Возвращаясь от вечерни во дворец, на том самом месте, где была произнесена насмешка, Владимирко почувствовал боль в ногах, едва не упал, был уже отнесен во дворец и в сумерки скончался. Киевский боярин остановился ночевать близ Галича. В раннее куропение прискакал к нему воин княжеский и велел воротиться в Галич. Поспешно явился боярин и был введен во дворец. На княжеском месте сидел юный Ярослав, сын Владимирка; он и бояре галицкие все были в черных платьях; верная дружина Владимиркова плакала. Ярослав посадил боярина, заплакал и сказал о смерти отца своего. «Воля Божия, – отвечал боярин, – все мы смертные». «Иди же к Изяславу, – продолжал Ярослав, – скажи, что могила прекратила ссору его с отцом моим; я хочу быть послушным киевскому князю. Меня поставил Бог на месте отца моего; полк и дружина его теперь мои; одно копье его стоит у гроба, и то в моей руке; но я буду вместо отца почитать Изяслава, и, если сын его Мстислав ездит подле одного стремени Изяславова, я поеду подле другого». Так говорил Ярослав и отпустил боярина, но ничего не сказал об отдаче городов.