История Российской научно-популярной прессы в социально-культурном контексте - стр. 6
Ломоносов, долго воздерживавшийся от полемики, сочинил ядовитую эпиграмму «Гимн бороде», моментально разошедшуюся как анонимное произведение в списках по всем городам России вплоть до Якутска. В ней высмеивалось невежество иерархов, борода которых – «завеса мнений ложных». Затем после прямой стычки с духовенством последовала новая эпиграмма. В ответ Синод 6 марта 1757 г. обратился к императрице с жалобой на Ломоносова, испрашивая указ, чтобы привлечь автора к ответственности и впредь не допускать подобных оскорблений духовенства. Жалоба не имела последствий. Мало того, в это время в 1756 г. Ломоносов был введен в состав управления Академической канцелярией, чтобы заниматься «всеми академическими делами» (наряду с академиком Таубертом). В феврале 1757 г. в типографии Московского университета приступили к новому изданию собрания сочинений ученого.
М. В. Ломоносов одним из первых в России выступил одновременно и как защитник науки, ее пропагандист, и как ее популяризатор (статьи «Письмо о пользе стекла», «Вечернее размышление о Божием величестве при случае великого северного сияния»). Особый интерес в этом отношении имеет его «Рассуждение об обязанностях журналистов при изложении ими сочинений, предназначенное для поддержания свободы философии» (1755)[14]. Эта статья подробно прокомментирована А. В. Западовым[15]. Ломоносов выдвигает в ней, в частности, требования, которые должен соблюдать журналист, пишущий на научные темы.
В годы правления Екатерины II светское просвещение получало поддержку власти. «В своей церковной политике Екатерина была всецело на стороне того подавляющего перевеса и вмешательства светской власти в дела церкви и религии, которые впервые так открыто и решительно стал применять Петр Великий»[16], приходит к выводу П. Маккавеев (духовный журнал «Странник». 1904. № 12). Эта точка зрения требует корректировки. Церковь сохраняла свои прочные позиции в воспитании и просвещении народа, несмотря на успехи и достижения в развитии печати и публицистики тех лет (А. Н. Радищев, Н. И. Новиков).
Вводя в 1796 г. в конце своей жизни официальную цензуру в государстве, императрица в указе от 16 сентября распорядилась «учредить цензуру, из одной духовной и двух светских особ составляемую». Они должны были следить за тем, чтобы «в сочинениях или переводах Закону Божию, правилам государственным и благонравию противного не находилось»[17]. Характерно, что на первое место поставлен церковный аспект.
В первой половине XIX в. освобождение светской мысли и публицистики как формы ее проявления от религиозного влияния продолжилось. Оппозиционность к церкви светского общества, части интеллигенции нарастала. Активизация процесса секуляризации заставляла апологетов церкви опасаться потери влияния на паству, поэтому, на их взгляд, отступления от догматов православия должны были подвергаться осуждению или запрету к распространению в обществе. Но и усиливавшаяся дифференциация знания на религиозное и научное – сугубо утилитарное, практическое – явно не устраивала иерархов церкви.