История Рима от основания Города - стр. 350

28. Для римских плебеев этот год [326 г.] был как бы новым началом свободы, потому что уничтожено было рабство за долги; эта перемена в законах объясняется как необыкновенной жестокостью, так и похотливостью одного ростовщика, Луция Папирия, к которому за отцовские долги попал в кабалу Гай Публилий. Хотя возраст и красота последнего могли бы вызвать только сострадание, однако они воспламенили душу ростовщика к сладострастию и нанесению бесчестия. Считая юность и красоту Гая Публилия прибавкой к законному дивиденду на свой капитал, он пытался сначала соблазнить юношу неприличными речами; затем, когда Гай Публилий с презрением отказывался исполнить это постыдное требование, Папирий стал пугать его угрозами и постоянно напоминать ему о его положении; наконец, видя, что юноша больше думает о свободе, чем о настоящем своем положении, он приказал раздеть его и высечь. Но когда истерзанный таким образом юноша бросился на улицу и стал жаловаться на сладострастие и жестокость ростовщика, масса народа, негодуя на дурное с ним обращение, частью из сострадания к его возрасту, частью принимая во внимание свое собственное положение и положение своих детей, устремилась на форум, а оттуда толпою – к курии. Внезапная суматоха заставила консулов созвать сенат, и народ, падая к ногам каждого из отцов, по мере того как они входили в курию, показывал им истерзанную спину юноши.

В этот день вследствие чрезмерного насилия одного человека были уничтожены крепкие цепи кредита, и консулам приказано было предложить народу, чтобы никто не содержался в колодках или оковах, кроме действительных преступников, пока они не подвергнутся наказанию, за долги же должно отвечать имущество должника, а не тело его. Таким образом, закабаленные были освобождены, и запрещено на будущее время брать должников в кабалу.

29. В том же году [325 г.], когда война с самнитами сама по себе, внезапное отпадение луканцев и то обстоятельство, что виновниками этого отпадения оказались тарентинцы, доставили много беспокойства отцам, к самнитам присоединились еще и вестины. Этот факт повсюду в городе служил в этом году предметом разговора: впрочем, он поднимался чаще в частных беседах, чем на каком-либо общественном собрании; но консулы следующего года, Луций Фурий Камилл (во второй раз) и Юний Брут Сцева, сочли этот факт самым важным и значительным, чтобы доложить о нем сенату. И хотя это дело не было для отцов новинкою, однако оно до такой степени озадачило их, что они столько же боялись принимать его на себя, сколько и оставлять его без внимания: с одной стороны, безнаказанность вестинов могла возбудить в соседних народах своеволие и гордость, а с другой – наказание войною могло вызвать страх вследствие близости войны и раздражение. И в самом деле, все эти народы – марсы, пелигны и марруцины – по своей храбрости нисколько не уступают самнитам, и всех их придется считать врагами, если напасть на вестинов.