Истоки современной политической мысли. Том 2. Эпоха Реформации - стр. 17
Нападки Оккама на via antiqua были возрождены в конце XV в. его многочисленными учениками, двое из которых стали выдающимися теологами. Джон Майр (1467–1550) начал свою долгую и блестящую преподавательскую карьеру в Париже в 1495 г. откровенно оккамистскими по духу лекциями о «Сентенциях» Петра Ломбардского. Габриэль Биль (1410–1495), Doctor profundissimus, в середине жизни оставил академическую стезю и примкнул к Братьям общинной жизни, но в 1484 г. вернулся к преподаванию via moderna в новом Тюбингенском университете, вскоре прославив его как центр номиналистических исследований (Oberman 1963, pp. 14–16; Landeen 1951, pp. 24–29; Burns 1954, pp. 83–84).
Влияние Биля было настолько сильным, что за одно поколение до того, как стало известно имя Лютера, два ключевых вопроса обсуждались в немецких университетах в стиле, который, хотя и был вдохновлен Оккамом, с точки зрения дальнейших событий кажется совершенно лютеранским. Первым был вопрос о понимании человеком Бога. Мы обнаруживаем обсуждение этой проблемы в характерном лютеранском духе в трактате «О вечном предопределении» Иоганна фон Штаупица (1468–1524), который с 1497 по 1500 гг. учился в Тюбингенском университете у нескольких прямых последователей Габриэля Биля (Oberman 1963, p. 19). Штаупиц больше не считает, как томисты, что Бог – творец природных законов, которые люди способны постигать разумом и применять в жизни. Напротив, Бог – всемогущая и непостижимая воля, постоянно, но совершенно произвольно действующая в мире. Мы знаем, что Бог «бесконечен в силе и величии», а «мудрость Его непостижима» и «неизмерима» (Staupitz 1966, p. 177). Судить о нем с помощью разума невозможно, Он неизбежно выходит за «границы» всех наших способностей (p. 178). Надеяться познать Его можно лишь «через веру во Христа», ибо «познание бессильно, а научное доказательство ничего не дает» для понимания Его путей (p. 178).
Другим важным вопросом, обсуждавшимся в том же духе, было отношение между заслугой и спасением (ср. Vignaux 1934). Штаупиц также ставит эту проблему в своем трактате о предопределении, утверждая, что «природа человека не способна познавать, или желать, или делать добро», и заключая, что если спасение для кого-то возможно, то «обязано собой благодати, а не природе» (Staupitz 1966, pp. 182, 186). «Не стоит думать, – предупреждает он, – что кто-то будет включен в число истинно верующих благодаря заслуге, и не следует относить на счет природы то, что на самом деле принадлежит благодати» (p. 178). С еще большей силой эта доктрина изложена самим Билем, который формулирует ее весьма доступным образом в проповеди «Об обрезании Господнем». Биль настаивает, что «без благодати абсолютно невозможно» «любить Бога так, чтобы удостоиться заслуги» и спастись (Biel 1966, p. 170). Равным образом, добавляет он, невозможно, чтобы «благодать, достаточная для спасения», была «приобретена через дела подобно другим моральным привычкам» (pp. 167–168). Биль заключает, что благодать, этот ключ к спасению, является всецело «даром Божьим, сверхъестественным образом вливаемым в душу» беспомощного грешника, который не может надеяться на то, чтобы заслужить или обрести благодать своими собственными силами (p. 168).