Истоки американо-китайских отношений - стр. 75
Именно XIX век явился тем столетием, когда американцы впервые действительно и на практике начали знакомиться с Китаем и китайцами. И вот тогда-то Эмерсон и сделал вывод о том, что всей китайской цивилизации была присуща одуряющая порочность.
Иными словами, то, что представлялось американцам пороками, составляло содержание того, что предстало перед ними в виде китайской цивилизации.
Эмерсон считал, что пик китайской мудрости – это производство чая. Здесь, с одной стороны, признавалось, что китайцы внесли этот вклад в мировую цивилизацию. С другой стороны, очевидно, что американцы исходили из того, что и они, и европейцы внесли в мировую цивилизацию настолько большее, что имели основания так говорить о Китае и о китайском чае.
Эмерсон осуждал Конфуция за то, что тот простил и рационально обосновал все социальные несправедливости Китая.
Эмерсон сравнивал Китай с «кричаще безвкусной вазой», которую он ненавидел.
В этих словах было выражено столкновение взглядов тех американцев, которые выступали против социальных несправедливостей и привычных и принятых в Китае настроений в пользу оправдания этих несправедливостей. Причем такое оправдание подавалось в Китае как глубочайшие в мировой истории, культуре и цивилизации мысли китайских мудрецов, превосходящих мыслителей всех иных наций.
Вопрос о социальной справедливости сразу же разделил американцев и китайцев, если говорить об их первом знакомстве со взглядами друг друга.
Эмерсон сравнивал Китай с громадной и лежащей на боку волной восточного населения.
Это совпадало в какой-то степени и с мнением А. С. Пушкина о «недвижном Китае», и с мнением Наполеона, который считал, что Китай пока еще спит и опасность для остального человечества нагрянет тогда, когда Китай проснется.
Эмерсон выражал надежду на то, что встречные потоки, то есть веяния мысли, идущие из Америки, Европы, смогут взбаламутить и очистить эту волну, отбросить ночной кошмар, который держал в оцепенении недвижный ум волны восточного населения (здесь можно вспомнить о том, что Мао Цзэдун говорил о ветре с Востока, который одолевает ветер с Запада).
Так в США складывалось представление о движущейся вперед Америке и Европе и о пока еще пребывавшем тогда в оцепенении, причем в оцепенении ума, Китае с громадой населения.
Очевидно, что в весьма значительной степени это и была характеристика того, с чем пришлось столкнуться американцам в первый век их знакомства с Китаем и китайцами.
Правда то, что культ Конфуция в Европе XVIII столетия тесно ассоциировался с философией, и удивительно то, почему упоминание о Вольтере могло трансформировать писания американских редакторов, превратить все это в чистую желчь целый век спустя. Некий редактор из Филадельфии, который благожелательно обозревал враждебный по отношению к Китаю доклад Бэрроу, писал: «И поэтому не удивительно обнаружить придирчивый дух Вольтера, который повлек за собой позор на само имя философии… неохотно соглашаясь с готовностью и одобрением со всеми химерами китайского воображения» (С. 64).