Истина - стр. 40
– Надеюсь.
В комнату вошел Горелов, неся дымящуюся чашку кофе.
– Прошу. Вам, кстати, сколько лет, Олег Сергеевич?
– Тридцать шесть.
– Так мы все в общем-то ровесники. Давай на «ты»?
– Давай.
– Значит, пить не будешь?
– Нет.
– А мы помянем. Коньяк хороший, греческий, очень мягкий, его Игорь любил.
Он налил рюмки, и они с Новиковым, не чокаясь, выпили. Помолчали.
– Ты, Олег, извини нас. Мы брата потеряли. Игорь не просто для нас другом был. Больше. Каждый из нас многим обязан ему. Удивлен? Слушай. Борька когда-то пил. Как французы говорят, а-ля нуар. А проще – по-черному. Игорь его остановил. А у меня другое. Рвала критика на куски. На каждом обсуждении мордой в грязь били. Кто поднялся, защитил? Игорь Бурмин. Его уважали очень и как писателя, и как человека.
– Он много писал?
– Да, очень. Но публиковался мало. Для него десятилистовая повесть труднее шла, чем у другого многотомный роман.
– Он всегда работал с документом?
– Понимаешь, мы чуть постарше тебя. Пацанами, совсем маленькими, но все же в войну жили. Так вот в Игоре она осталась на всю жизнь. Он не менял тему. Искал неизвестных героев, неизвестные военные истории воскрешал. Ему очень благодарны многие люди. У него в архиве много писем. После его выступлений людей награждали орденами, оправдывали по суду… Многое было. Конечно, хлеб у него был нелегким. Но Игоря знать надо.
Горелов замолчал. Как-то сразу. Словно шел и оступился. Отвернулся к окну. В комнате повисло молчание. Пауза была длинной и тягучей. И Олег понял, что в этом доме надолго поселилось горе.
Горелов повернулся, и Олег внутренне вздрогнул, увидев, как изменилось его лицо. В дверях его встретил спокойный гостеприимный человек. Сейчас же на него смотрел немолодой мужчина с рельефно обозначенными складками у рта.
– Да что я говорю… – хрипло сказал Горелов, – несу какую-то дичь… Игорька-то нет… Ты, Олег, скажи – кто?
– Пока не знаю.
– Что надо-то? Может, позвонить куда? Или поехать с тобой?.. Впрочем, что я говорю, что я несу? Ты уж прости. Хотел спокойно… А вот… – Горелов опять отвернулся, и у него задрожали плечи.
Новиков встал, обнял товарища, начал что-то шептать ему.
Наумов ждал. Он привык ждать. Его работа была тесно связана с людским горем. Олег работал в уголовном розыске пятнадцать лет. И все время, постоянно ему приходилось сталкиваться с бедой. Она, казалось, шла по следам, и самое страшное в его работе было привыкнуть к ней, очерстветь душой. А он не смог. И поэтому по сей день делил боль со всеми, к кому приходил на помощь. И сейчас, сидя в этой элегантно-пустоватой гостиной, на стенах которой висели яркие, необычно написанные картины, Олег ощущал острое, ни с чем не сравнимое ощущение беды.