Исламский Иисус. Как Царь Иудейский стал у мусульман пророком - стр. 39

Джеймс Д. Г. Данн, видный богослов и служитель Шотландской церкви – среди тех, кто считает теорию «обратной иудаизации» неубедительной. Напротив: «Еретическое иудео-христианство позднейших столетий, – говорит он, – возможно, имеет больше прав называться наследником христианства древнейшего, чем какое-либо иное выражение христианства». Позднейшие иудео-христиане, особенно евиониты, добавляет он, были лишь более непримиримы в своем отвержении Павла, ибо к тому времени Павлово христианство уже развилось в несомненно антииудейскую веру[149].

При взгляде в прошлое кажется поразительным, что именно видение Павла, человека, который никогда не видел и не слышал Иисуса земными глазами и ушами, определило для мира, кто есть Христос, и заложило основы величайшей из существующих религий. Разумеется, эта ирония судьбы – не причина предполагать, что в своих взглядах на Христа Павел был неискренен (обвинение, которое бросали ему на протяжении столетий соперники-богословы). Этот человек посвятил всю свою жизнь распространению Благой вести, как он ее понимал, несмотря на все препятствия и опасности, – и у нас нет причин полагать, что он делал это по каким-либо циничным мотивам.

Еще более нелепо видеть в миссии Павла иудейский заговор, как утверждали иные мусульманские авторы в классическую эпоху и даже в наши дни[150]. В сущности, если возможна разумная исламская критика Павла, она должна бы, напротив, упрекать его в том, что пути его слишком разошлись с путями иудаизма[151]. Однако вклад его в западную и, в конечном счете, мировую культуру, с ее вниманием к категории «веры» как таковой, должен быть признан всеми. Ибо именно это Павлово внимание к «вере», как признал один критик, «ввело “западные” умы в ту интеллектуальную и эмоциональную вселенную, что на современном языке именуется “личной совестью и убеждениями”»[152].

Именно разрыв Павла с иудаизмом, каково бы ни было его точное объяснение, сделал христианство той вселенской религией, какую мы знаем сегодня. Обе веры терпели преследования от Рима; но иудаизм остался национальной верой маленького народа – а христианство, хотя и объявленное religio illicita (запрещенной религией), завоевывало себе новых и новых последователей по всей Римской империи[153]. К началу III века христиан можно было найти «во всех классах, сословиях, среди людей всякого рода занятий… вплоть до интеллектуальной элиты и высшей аристократии»[154]. Наконец в начале IV века, после обращения к Христу императора Константина, христианство покорило Рим. Значение этого «поворота к христианскому миру» – того, что христианство стало официальной религией державы, не знающей себе равных, – невозможно переоценить.