Искусный рыболов, или Досуг созерцателя - стр. 4

>Венатор.Сэр, вы меня удивляете, так как лично я совсем не склонен смеяться над рыболовами и всегда считал их (только прошу не обижаться) более простыми и добродушными людьми, чем позволяют предположить ваши слова.

>Пискатор. Прошу не осуждать меня за мою горячность, сэр, ибо если под простотой и добродушием вы понимаете невинность и простоту, которые мы обычно находим у первых христиан, тех христиан, которые были, как почти все рыболовы, люди тихие, мирные и настолько наивно мудрые, что не продали свою совесть за богатство, в то время как их преследовали и убивали; если вы имеете в виду именно тех простых людей, которые жили тогда, когда было совсем мало юристов, но им можно было доверить свое поместье при помощи всего лишь кусочка пергамента размером не больше ладони, в то время как сегодня, в наш ученый век, даже с помощью нескольких листов бумаги этого нельзя сделать без риска потерять все. Итак, сэр, если вы считаете рыболовов именно такими простыми людьми, то и я сам, и другие рыболовы рады быть понятыми таким образом. Но если вы считаете, что простота – это прежде всего недостаток тех, кто исповедует прекрасное искусство ужения, то я надеюсь вскоре переубедить вас, приведя столь очевидные доводы, что, если вам хватит терпения выслушать, развею все ваши предубеждения, познакомив с этим достойным всяческой хвалы древним искусством, так как знаю точно, что рыбалка – самое достойное занятие для каждого разумного человека. Но, джентльмены, я все же не хотел бы оказаться столь невоспитанным, чтобы превратить нашу беседу в мой монолог, а посему, раз уж вы представились – один как любитель соколиной охоты, а другой как любитель охоты с гончими, – я был бы очень рад услышать, что вы можете сказать в защиту ваших увлечений, и только после этого рискнул бы еще раз испытать ваше терпение рассказом об искусстве ужения. Надеюсь, что такая беседа сделает нашу дорогу совсем короткой. Если вам нравится мое предложение, то прошу мистера любителя соколиной охоты начать первым.

Ауцепс. Я полностью согласен с вами и начинаю. Во-первых, что касается моей стихии, которая представляет из себя Воздух, то она более ценная, нежели тяжелые стихии Земли и Воды. Воздух, несомненно, превосходит и Землю, и Воду, и хотя я иногда пользуюсь и тем, и другим, но все же Воздух нравится мне и моим птицам больше. Он помогает благородному соколу парить на огромной высоте, недосягаемой для слабых глаз животного или рыбы, тела которых слишком тяжелы для подъема ввысь. Опираясь на воздух, мои соколы поднимаются все выше и выше, и когда человек уже теряет их из виду, они перекликаются с богами на небесах и приветствуют их. Я думаю, что именно поэтому сокола называют слугой Юпитера. Тот молодой сокол, за которым я сейчас иду, заслуживает такого же титула, ибо в своем полете он рискует обжечь крылья о солнечное пламя. Как сын Дедала, он парит совсем рядом со светилом, но отвага делает его неуязвимым. Ничего не боясь, он режет и режет остриями перьев раскаленный воздух, пролетая над высочайшими горами, глубочайшими реками, свысока глядя на шпили храмов и великолепные дворцы, которыми мы так восхищаемся, глядя на них снизу вверх. И с этой высоты, подчиняясь лишь одному моему слову, он спускается, признает меня своим хозяином, берет из моих рук мясо, позволяет отнести себя в мой дом и готов назавтра вновь доставить мне такое же удовольствие. Воздушная стихия настолько ценна и так жизненно необходима, что где бы ни обитали живые создания, не только те, что кормятся на поверхности земли, но и те разнообразные существа, которые размножаются в воде, каждое создание Божье, вдыхающее жизнь через ноздри, нуждается в этой стихии – Воздухе. Рыба в водоемах тоже не может прожить без воздуха, что можно доказать, если в сильные морозы разбить лед на пруду. Как только органы дыхания любого животного остановятся, оно умрет, то есть воздух необходим для существования и рыб, и животных, и самого человека. Воздух есть дыхание жизни, которое Бог прежде всего вдохнул в созданного Им человека, и, если захочет, то в любой момент может лишить его жизни, превратив в бездыханное тело, подверженное тлению. Кроме соколов, многие другие дикие птицы бывают настолько приятны и полезны нам, что я не могу оставить их без упоминания: одни из них кормят человека, другие восстанавливают его душевные силы своим божественным пением. Я не забуду упомянуть и домашнюю птицу, довольствующую человека своим изысканным мясом днем и своими пухом и перьями, дающими человеку мягкое ложе ночью. Эти подробности мы, пожалуй, оставим без пристального внимания, но не минуем крохотных, невесомых музыкантов, порхающих в воздухе и распевающих свои чудные песенки, которыми их снабдила природа к жгучей зависти музыкантов-людей. Первый – это жаворонок. Когда он в хорошем настроении, то жаждет одарить своей радостью всех, кто его слышит, и ради этого покидает землю, с песней взлетая все выше и выше в небо, где, отслужив свою веселую службу, смолкает и скучнеет, спускаясь к унылой земле, которой бы он и не касался, если бы не острая необходимость. А как черный дрозд и скворец своими мелодичными голосами призывают радостную весну и в известную пору поют такие песни, которые не может повторить ни человеческий голос, ни музыкальный инструмент?! А маленькие птички коноплянка и малиновка, которые в брачную пору поют как жаворонок?! А соловей (еще одно из моих воздушных существ), который выдыхает из своего маленького музыкального горла такие божественные звуки, что заставляет человека поверить в непрекращающееся чудо? В полночь, когда усталые труженики крепко спят, можно слышать (как очень часто слышал я) его томный дискант, прозрачные арии, подъемы и спады, удвоения и повторения его голоса, легко взлетающего над землей… Господи, какую же музыку слушают праведники на небесах, если Ты позволяешь нам, грешным, слушать такую музыку на земле?! Поэтому я и не удивляюсь такому количеству птичников в Италии, а также огромным затратам Варрона на птичник, руины которого и сейчас можно видеть в Риме; он до сих пор так знаменит, что путешественники из многих стран пишут о нем, как об одной из выдающихся достопримечательностей. О птицах, что доставляют человеку удовольствие, можно сказать еще многое, но далее я расскажу о птицах, используемых в политике. По-моему, не подлежит сомнению, что ласточек можно научить переносить письма между двумя армиями. Известно, что когда турки осаждали Мальту или Родос, голуби доставляли письма туда и обратно. Мистер Г. Сэндис в своих «Путешествиях» рассказывает о таком же способе доставки писем между Алеппо и Вавилоном. Если это может показаться невероятным, то не вызывает никаких сомнений, что Ной во время потопа, желая получить весть о суше, высылал из ковчега голубя, и тот оказался весьма надежным вестником. В древние времена при жертвоприношениях пара горлиц или молодых голубей были достойной заменой дорогих баранов и быков. А когда Бог захотел чудесным способом накормить пророка Илию, Он сделал это при помощи воронов, утром и вечером приносивших пророку мясо. И, наконец, Святой Дух, являясь над Спасителем, принимает образ голубя. Завершая эту часть моих рассуждений, напомню о том восхищении, в которое приводят человека птицы, парящие в воздухе, то есть в стихии, которая и мне, и им доставляет так много радости. Но есть и другие обитатели этой моей стихии: мельчайшие крылатые создания, называемые рабочими пчелами; я бы мог рассказать очень многое об их дальновидной политике и разумном управлении пчелиным государством, а также о том, как полезны их мед и воск в качестве пищи и лекарства для человека. Но не будем беспокоить пчел, мирно занимающихся своей сладкой работой среди растений и цветов, которыми природа украсила это майское утро. Возвращаясь к соколам, от которых я так удалился в своем отступлении, необходимо заметить, что существует множество их видов. Вот их названия: