Искуситель - стр. 14

Извините! «Дианино древо»[11] и «Редкую вещь». К нему ездил весь город, все дивились его Илюшке, который пел фистулою, и отдавали полную справедливость Дуняше, которая заливалась соловьем в бравурных ариях, но, несмотря на то, когда наступали дворянские выборы, Рукавицыну наклали черных шаров, а Двинского избрали единогласно губернским предводителем.

До открытия губерний Алексей Андреевич Двинский был воеводой в одном небольшом городке, потом, во время Пугачева, которого отдельные шайки возмущали народ и долго злодействовали в нашей губернии, он командовал небольшим отрядом улан. Чтоб это не сочли анахронизмом, я должен сказать, что так назывались в то время летучие конные отряды, составленные по большей части из дворовых людей. Так как в нашей стране вовсе не было тогда регулярного войска, то некоторые из богатых помещиков должны были прибегнуть к этому средству, чтоб приостановить, хотя на время, успехи пугачевской сволочи и держать в повиновении крестьян. Двинский оправдал вполне доверенность своих товарищей: он сделался в короткое время грозою мятежников, его строгая справедливость и удальство вошли в пословицу и одно имя наводило робость не только на бунтующих крестьян, но даже и на самых казаков шайки Пугачева. Не раз случалось, что появление его с несколькими уланами усмиряло целые селения. Я очень любил слушать, когда он рассказывал о своих партизанских подвигах; помню, однажды при мне, говоря, по своему обыкновению, протяжно и выговаривая все слова на «о», Двинский рассказал один случай, который доказывает, как сильно действует на наш простой народ имя человека, известного своим удальством и справедливостью. «Это было так, под вечер, – говорил он. – Я стоял по сю сторону Суры, а на той высыпало из села сотни две бунтовщиков. Вот кричат из-за реки: “Алексей Андреич, покорись!” – “Не покорюсь вам, злодеи!” – “Эй, Алексей, сдайся! Худо будет!” – “Не сдамся вам, разбойники! Постойте, постойте – вот я вас!” Со мной было всего-навсего человек пять улан, – да что тут думать – смелым Бог владеет! Бух прямо в реку, вплавь. Лишь только я выбрался с моими уланами на берег, да паф из пистолета. Эге! Гляжу, мужички-то мои и оробели. “Кто против нашей матушки царицы? Говори!” – зыкнул я во все горло – они всем миром и бряк на колени. “Виноваты, батюшка Алексей Андреевич! Глупость наша такая – помилуй!” – “Вот я вас помилую!.. Постойте-ка, постойте! Есть ли у вас большой сарай на господском дворе?” – “Есть, кормилец”. – “Так сберитесь же туда все от мала до велика и держите себя под караулом – слышите?” – “Слышим, батюшка”. – “Мне некогда с вами возиться, надобно еще у соседей ваших побывать. Завтра опять к вам буду”. – “Слышим-ста, батюшка! Только помилуй!” – “А вот посмотрю, утро вечера мудренее. Кого надо повесить – повешу, кого помиловать – помилую. Ну, что ж, стали! Ступай, говорят, да у меня смотри – караулить себя хорошенько”. – “Станем караулить, родимый!” – “Ну, то-то же! Ждите меня завтра чем свет”. – “Будем-ста ждать, батюшка, только помилуй!”»