Искушение архангела Гройса - стр. 4
Я вытащил ящик из холодильника, расплатился. Потом подмигнул ему и довольно натурально рыгнул:
– Извините, это мой кофе…
Китаец улыбнулся, помахал рукою:
– Приезжайте еще. У нас лучший бензин, лучший «Боржоми»!
Заправщики возились с моей «Вестфалией» долго. Давно стемнело, но по движению их теней можно было понять, что они протирают корпус автомобиля от пыли. Один стоял на коленях у двери водителя, с мультипликационной скоростью водя по ней тряпочкой. Увидев меня, он открыл дверцу.
– Пожалуйста, товарищ. Садитесь, пожалуйста. Можно попросить вас о маленьком одолжении?
Он тараторил, и я поначалу воспринял его слова за некую вежливую абракадабру.
– Об одолжении! Маленьком одолжении! Это вопрос чести. Я дал слово. Это очень серьезно, товарищ. Вот деньги!
Увидев пачку долларов в его руках, я прислушался. Речь шла о дочери этого человека и ее подруге. Парень просил, чтобы я забрал их в Плещаницах и довез до аэродрома. Мне пришлось бы сделать небольшой крюк, но денег за услугу он предлагал чудовищно много. Судя по толщине пачки, десять или даже больше тысяч долларов.
– Деньги передать девочке? – Хотя мне было не по пути, я уже почти согласился. – На родину? Ваши сбережения?
– Нет, это вам, – кивал он благодарно, почти униженно. – Это вам за работу.
На сумасшедшего он похож не был, и я решил, что столкнулся с трудностями перевода. Вытащил сотню из пачки и повертел перед его носом.
– Это – за работу. Остальное – девочке! Правильно? Деньги – Китай, да?
В разговор включился второй работник, он оказался еще настойчивее первого:
– Почему Китай? Мы из Японии. Мы японцы, товарищ. Японские коммунисты. В изгнании. У нас тоже есть коммунисты. Вы не знали?
Я начал нервничать.
– Все, ребята. Забираю девочек на остановке, и баста. Деньги передаю вашей дочери.
Я хлопнул дверью, процедил сквозь зубы привычное слово «товарищ» и выскочил на проселок.
– Деньги вам! Вам! – кричали азиаты, чуть не приплясывая.
Единственный фонарь, болтающийся над будкой кассира, скудно освещал их изломанные силуэты, придавая зрелищу жалкий и зловещий шарм. На душе остался неприятный осадок, словно после дурацкого представления. Почему они доверили мне такую кучу денег? Может, что-то срочное? Я надеялся, что произвожу впечатление порядочного человека.
Светало. Я подъезжал к Вилейскому водохранилищу. Мир окутывал туман: клочья его поднимались от воды, скользили по ней, выползая на шоссе. Лес ненавязчиво напоминал о своей древней тайне, поскрипывая отсырелыми стволами. Пачка денег покоилась на пассажирском сиденье, излучая, казалось, какое-то самостоятельное свечение. Темнота рассеивалась, окрашиваясь в фиолетовый и лиловый. Лунный свет дробился на поверхности водоема и постепенно вплетался в завязь рассвета, распыленную над линией горизонта. Я включил радио. Салон заполнился непривычно возбужденной литовской речью. У соседей началось что-то вроде голодного бунта. Я не понимал смысла отдельных фраз, но догадывался, что слушаю репортаж с площади перед парламентом.