Искушение Анжелики - стр. 46
Старый Бенджамен не участвовал в общей беседе. Он, разумеется, слышал о графе де Пейраке, но предпочитал не вмешиваться в разговоры о разношерстном смешении народов, которые ныне населяли Мэн.
Разве не довольно того, что на берегах Массачусетского залива теперь уже яблоку негде упасть? Ему не нравилось думать, что на земле, помимо членов его рода, есть и множество других людей.
Ему бы хотелось, чтобы только он и его родня встретили начало времен, хотелось быть, как Ной, выходящий из ковчега.
Он всегда стремился к пустынным местам, всегда старался думать, что только он и его родичи способны славить Создателя, что они есть «маленькая возлюбленная паства, избранная Богом ради его вящей славы», но большой мир все время их преследовал и напоминал старому Бену, что Создатель должен делить свои щедроты между множеством разных людей, часто неинтересных и неблагодарных.
Анжелика легко догадалась о беспокойной скитальческой жизни этого патриарха, ведущего за собою людей, – достаточно было взглянуть на его решительное лицо с большим носом и белой бородой и перехватить его испытующий, полный нетерпимости взгляд. Она не могла понять, почему он был так сердит на своего сына, который, впитав независимый дух отца и последовав его примеру, покинул Биддефорд-Сэкоу и основал Биддефорд-Себейго. Но это была одна из тайн взаимоотношений отцов и сыновей, которая существует с сотворения мира. Присущие человеческому роду слабости пробиваются сквозь жесткий панцирь праведности, и Анжелика чувствовала, как в ней рождается горячая, живая симпатия к этим людям, глубоко порядочным и бескомпромиссным.
Повеселев от превосходной еды, она почувствовала, что этих людей в темных одеждах объединяют не только общие суровые принципы, но и существующая между ними родственная теплота.
После того как принципы были установлены и во всеуслышание провозглашены, человеческие чувства все равно брали свое.
Роз-Анн отстояла свое красное платье, а Анжелика, пусть француженка и папистка, была удостоена чести сидеть за семейным столом.
Все Уильямсы были заинтригованы присутствием Кантора. Этот светлоглазый отрок, казалось, не принадлежал ни к одной из известных им групп.
Благодаря его превосходному английскому и хорошему знанию Бостона, они все сначала приняли его с энтузиазмом, но затем, вспомнив, что он тоже француз и папист, пошли на попятный. Все мужчины – старый Бен, его сыновья и зятья – с интересом рассматривали его из-под нахмуренных бровей, задавая вопросы, заставляя высказываться и размышляя над каждым его ответом.