Искатели Абсолюта. Время бури - стр. 28
– Не способен, – неожиданно качнул головой император. – Мне жаль Кана, Аэр. Его преступление серьёзно, но и его мотивы я тоже понимаю и даже по-человечески одобряю. Он оказался жертвой обстоятельств…
Воспоминания, почуяв слабину, вернулись.
– Обстоятельств? Или твоей жажды силы, способной сделать тебя независимым от магиков.
Судя по всему, я совершенно верно угадала причину, по которой императора интересовал Абсолют – впервые за весь разговор самообладание изменило ему. Лицо повелителя Заката вытянулось, брови удивлённо поползли вверх. Но голос остался столь же спокоен.
– Ты права, – кивнул он, не пытаясь скрыть очевидное. – Все мои предки вынуждены были умасливать магов Башен, позволяя им вести свои собственные, порой очень грязные и бесчеловечные делишки, ради помощи Империи, которую, несмотря ни на что, трудно недооценивать. Мне это надоело. Я хочу принудить их к подчинению императорской династии, пока они не набрали слишком много сил, чтоб начать диктовать свою волю всем без исключения. Поэтому мне тоже приходится иногда закрывать глаза и… марать руки поступками, которые впоследствии мне же и предстоит искупать.
…Каменные плиты, словно жернова, перемалывающие живых людей. Ржание перепуганных лошадей, сводящий с ума хруст костей и чавканье лопающейся плоти…
– Разве искупление способно что-то исправить, повелитель?
…Торчащие из груди лезвия, слабая и будто бы извиняющаяся усмешка – образ, который я гнала от себя и всё никак не могла отогнать…
– Мы все для тебя – просто пешки. Безликие деревянные фигурки без имён. Ты прикрываешься высшей целью, красивыми словами о благе для всех. Но каково тем, кого ты принёс на алтарь этой цели? Никакое искупление не оживит мёртвых. И не подарит покой тем, кто ради твоей – и только твоей! – цели потерял родных и близких.
Я старалась, чтоб голос звучал спокойно, но получалось всё хуже и хуже. Боль сменялась злобой, наверное, это просто был единственный способ защититься от раздирающих сердце стальных когтей воспоминаний. Мне хотелось вцепиться в лицо стоящего передо мной правителя, рассуждающего о жизни и смерти так… безлико и отрешённо, как только и может рассуждать человек, никогда не видевший воочию, как эта самая смерть по-хозяйски забирает дорогих сердцу людей, обещая взамен благо для других, неизвестных, далёких. Чужих. Но я понимала – Закатные земли долгие столетия жили в мире, не было ни войн, ни эпидемий страшных болезней. Откуда императору было знать, что такое смерть, кроме как из романтических баллад, воспевающих подвиги героев прошлых лет? На этой мысли, как на спасительной нити, всё ещё скреплявшей створы, не позволяющие выплеснуться наружу боли, давно превратившейся в обжигающую ярость, я и держалась из последних сил – потому как что бы ни говорил сейчас император, как бы ни оправдывался, он всё равно был виновен.