Ищейка - стр. 23

Может быть, я усугубляю свое положение тем, что молчу. Может быть, Блэквелл в моем молчании видит одну лишь строптивость. А меньше всего мне сейчас нужно, чтобы он счел меня строптивой.

Снова.

– Я ничего такого не хотела. В смысле с королем. – Так я начинаю, упреждая его, и слова резко прорывают тишину комнаты. Нет способа смягчить содержащуюся в них правду, так что я даже не пытаюсь. – Я не поощряла это, если это то, что вы думаете. Он послал за мной. С запиской.

Да, так это началось: с записки. Написанной рукой короля и отданной стражнику, переданной пажу, потом слуге, потом мне – бросили на колени как-то вечером за обедом. Я помню, как с улыбкой разворачивала толстый пергамент, думая, что она от Калеба. А она была не от него.

– Он просил меня ждать возле моей комнаты в полночь. Но я не стала. Сперва не стала. Да и зачем бы? Это же было явной ошибкой, не иначе. Что мог бы от меня хотеть король?

Ложь. Я знала, чего хотел король, – как можно было не знать? Слишком много было взглядов украдкой, слишком много приглашений присесть рядышком и поговорить ни о чем, слишком много проявлено интереса к той, которой вообще полагалось быть никем. Да и безо всего этого я бы знала. Как всегда напоминал мне Калеб: девушке после полуночи ничего хорошего ждать не приходится.

– Записки приходили, я оставляла их без ответа. Тогда он однажды прислал за мной стражника, и я должна была пойти с ним. К нему. А что мне еще было делать?

Блэквелл не отвечает, но я и не ожидала, что он ответит. Так что я продолжаю. Теперь, начав, я уже будто не могу остановиться.

– Я не могла это предотвратить, но могла сделать так, чтобы ничего худого не случилось. Я не могла себе позволить родить ребенка от короля.

Я сглатываю слюну. Впервые за все это время я признала это вслух. Признала возможность того, что пытаюсь предотвратить.

– Я знала, что он отослал бы меня. Запер бы в каком-нибудь аббатстве, вечно жить в четырех стенах. И все бы знали. Я этого не хотела. И не хочу. Я хочу остаться. Здесь, с вами.

Если Блэквелла и тронула моя мольба, он этого не показывает. Он смотрит на меня в упор, лицо холодное, жесткое, вырезанное из камня, ничего на нем не прочесть. Наконец он произносит:

– Как давно ты знаешь?

– Что как давно я знаю?

– Что ты ведьма.

– Ведьма? – Я взвизгиваю на этом слове так, будто никогда раньше его не слышала. – Я не ведьма! Я не…

– У тебя – нашли – травы. – В его словах едва сдерживаемый рык. – Травы ведьм. Для меня это значит, что ты ведьма.

– Я не ведьма, – повторяю я. – Ну да, у меня были ведьмины травы, и я их принимала. Но я