Исетская Академия. Дневники мертвеца - стр. 11

Само начальство отозвалось из библиотеки, попросив подождать минуту, и Соланж невольно пригладила волосы, удивившись молодости его голоса.

Еще больше она удивилась, когда к ней спустился молодой мужчина лет тридцати пяти, с густой светлой шевелюрой, темными подвижными бровями, ухоженной бородкой и улыбающимися карими глазами.

– Дмитрий Онежский, ректор Исетской Академии!

Они пожали руки, и она отметила, какой теплой была его ладонь.

– Прошу прощения, мадмуазель, я должен был встретить вас вчера, и поприветствовать в Академии как следует, но из-за происшествия с оборотнем мне пришлось провести весь день и всю ночь в подземелье.

– Надеюсь, все в порядке с учеником?

– Не совсем. Он прибыл одним из первых после каникул, и сразу же отправился в лес. Мы привыкли, что ученики вечно там бродят, исследуют местность, но парень не вернулся вечером, и нам пришлось созывать отряд для поиска. Вязь не принесла результатов, и лишь случайно мы обнаружили его вчера у дальнего притока реки, всего израненного, без сознания. Теперь выясняем обстоятельства дела.

– Хм, неприятная ситуация.

– Более чем!

Соланж не понравилось ни само происшествие, ни спокойствие, с которым ректор рассказывал о нем. Она вспомнила тревогу, охватившую ее вчера на железнодорожной станции, когда она осталась одна последи леса. Но теперь ей предоставили объяснение, почему не встретили достойным образом, и у нее больше не было причин быть недовольной.

– Могу я угостить вас чаем? Знаю, в Париже вы предпочитаете кофе, но я его, по правде говоря, не люблю, и не держу про запас.

– С удовольствием выпью чай, господин Онежский!

Пока он создавал вязь, заставляя чайник закипеть, и раскладывал чайный сервиз на столике перед креслом, Ланж исподтишка наблюдала за ним, пытаясь скрыть обуревавшие ее чувства.

Первой была зависть: «Несмотря на молодость, он возглавлял Академию, хоть и расположенную в провинции, но все же. Я тоже могла стать главой Академии, но куда более престижной, и я бы стала первой женщиной-ректором, вошла бы в историю! Мои планы рухнули, когда Флер напала на меня, заставив защищать свою жизнь и фамильяра любыми доступными способами. Я не планировала ее убивать, просто ее боевая вязь срикошетила от моего щита, и попала в нее же. Она ведь палила в меня всеми заклятиями без разбора, даже запрещенными из-за их жестокости.»

Вторым чувством было недоверие: «Раз он принимал кадровые решения, то мое приглашение преподавать в Академии было его инициативой. Почему? Чем Онежский руководствовался, когда предлагал мне работу, ведь на мне лежит клеймо убийцы, несмотря на оправдательный приговор?»