Инженер. Часть 6. Четвертый - стр. 15

Дождь закончился. Длинный день Мау все тянулся и тянулся. Скелле вместе со своим отрядом давно исчезли за далеким изгибом обрыва. Совершенно измотанный, я уселся на днище кабины, собираясь поесть, но обнаружил, что сил не осталось даже на это. Накатило. Я таращился на ставший привычным инопланетный пейзаж и чувствовал себя совершенно счастливым. Я вновь был сам по себе, снова моя жизнь зависела только от меня. Ушло куда-то на время липкое чувство долга и обязательств – не до них, когда банально борешься за выживание! И одновременно пришло ощущение свободы. Лететь на скалу или ночевать прямо здесь, на обрыве, – решал только я. Захочу, откинусь на спину и засну прямо здесь. Храм подождет – ему не привыкать. Семья далеко, и это не изменишь.

Пришлось сделать изрядное усилие, чтобы не поддаться наваждению. Разум не хотел успокаиваться, диктовал, нужно сменить место – неважно, добраться до обрыва или просто перелететь куда-нибудь. Тело требовало покоя и отдыха. Победил на этот раз первый, и я, вздохнув и отложив так и не начатый запоздалый обед, полез за рычаги. Подергал вожжи – пепелац, окончательно приобретший вид сарайчика на подпорках, чуть дернулся, скрипнул привязанный на крыше обломок хвоста. Похоже, работает.

От земли самолет оторвался легко и охотно – все же лыжи из неведомой мне плотной древесины весили изрядно. Вбок не тянуло – значит, удалось вернуть привод на место. Я завис метрах в десяти, уставившись на колышущуюся напротив стену деревьев. Выдавленный мной сегмент остекления зиял пугающей дырой прямо под ногами. Босые пальцы ног, торчащие из сандалий, щекотал легкий сквозняк, и высота казалась ощутимой физически. Я потянул за правую вожжу – самолет охотно качнулся и начал, ускоряясь, разворачиваться на месте, одновременно почему-то слегка сдвигаясь назад. Я торопливо, но по возможности аккуратно потянул за противоположную тягу. Вращение удалось остановить – видимо, чебурашка движителя в хвосте, на мое счастье, охотно занимала привычное нейтральное положение. Одновременно утих и дрейф на корму. Самолет, немного плывя, развернулся к северо-западу, лес и обрыв пропали из вида, распахнулось холмистое море у подножия, и я решил, что лучше экспериментировать с тягами, имея какую-то скорость, – так машина сама будет стремиться выровняться, и сдвинул рычаг горизонтальной тяги.

Полет, поначалу показавшийся несложным, вымотал до предела. Отсутствующая часть остекления вкупе с хвостом, привязанным к крыше, сделали аэродинамику нестабильной – стоило прибавить скорости, и машина начинала вилять и раскачиваться. Хорошо еще, что я быстро приноровился править вожжами, а те, несмотря на архаичное исполнение, не подвели, правда, и я старался использовать их как можно реже. В результате до скалы я добирался едва ли не столько же времени, сколько на это потребовалось бы пешком. Вид утеса вызвал сильное чувство дежавю – казалось, что я предвидел все это. Разум отказывался признавать, что уже был тут сегодня и вполне мог никуда и не летать, в результате оставшись с целым самолетом и сэкономленным морем времени, которое теперь болталось между этой скалой с уже утихшим пожаром и той, мимо которой я так опрометчиво пролетел несколько часов назад. Как бы то ни было, надо было садиться.