Размер шрифта
-
+

Иностранная литература №12/2011 - стр. 38

Т. Р. И последний вопрос. Как вы представляете себе “своего” читателя? Есть ли у вас свой читатель?

А. М. М. Я этого не знаю. Думаю, прежде всего, это внимательный читатель. Вот вы мне говорили, что, читая “Блажен тот…”, словно вошли в книгу. Как будто вошли в дом и там поселились. Мне хочется, чтобы читатель вот так жил в моих книгах. Мне не нравится слишком восторженный читатель, потому что восторженность может привести его к разочарованию. Мне не нравится чрезмерное восхищение, что-то вроде религиозного поклонения, которым иногда оборачивается увлечение литературой.

Т. Р. Фанатизмом…

А. М. М. Да, это мне не нравится. Иногда встречаются люди, которым очень хочется сказать: “Да не восхищайся ты мной так, не стоит”. Я хочу быть читаемым, хочу, чтобы меня читали внимательно, но мне не нравится читатель, который пишет или говорит: “Вы оправдали мою жизнь” – вот этого не надо.

Т. Р. Чувствуете слишком большую ответственность?

А. М. М. Вот именно, ответственность. Читатель, который думает, что установил личную связь со мной, потому что прочитал то, что я написал, на самом деле устанавливает связь лишь с моей книгой, а вовсе не со мной, это существенная разница. Поэтому не люблю братания с читателем. Каждый на своем месте. Я сам по себе, и он сам по себе.

Т. Р. Чтобы вы писали, а он читал?

А. М. М. Вот именно.

…а истину только поэт постигает в слепящей ее наготе

Два голоса с разных краев

Стихи Андреса Санчеса Робайны и Андреса Трапьельо

Перевод и вступление Бориса Дубина


© Andrés Sánchez Robaina, 2004

© Galaxia Gutenberg, 2004

©Andrés Trapiello

© Pre-Textos

© Борис Дубин. Перевод, вступление, 2011


Андрес Санчес Робайна и Андрес Трапьельо – имена для читающих по-русски новые, поэтому позволю себе несколько коротких пояснений. Они – погодки и принадлежат как будто бы к одному поколению. Тем не менее поэты они совсем разные, и, насколько знаю, критики никогда их рядом не ставили.

Трапьельо – уроженец севера, он из небольшого селенья в провинции Леон и отмечен в испанской лирике последних десятилетий редким по нынешним временам вниманием к традиции (книга его стихов 1982 года так и называется – “Традиции”). С середины 70-х годов он живет в Мадриде, но его мир – глубинка, где время как бы остановилось, его поэтическая мысль чаще всего и движется внутрь, вглубь, в дом, к его мелочам. Один из любимых жанров его поэзии – эстамп, картинка такой замершей жизни. В его стихах часто слышны поэты начала ХХ века, связанные с провинцией, – галисиец Густаво Пиментель, баск Унамуно, скитавшийся по стране и умерший на чужбине Антонио Мачадо. Воспоминания о Гражданской войне, участником которой был его отец, много значат для Трапьельо и как поэта, и как историка национальной словесности.

Страница 38