Иностранная литература №11/2011 - стр. 47
Достаточно было повернуться в постели, чтобы наваждение закончилось. Я встал и открыл окно мансарды, выходившее на море. Оно лежало передо мной, черное, огромное, неприветливое. И ветер был ему под стать: ритмичное чередование порывов с полным безветрием: неподвижность— дуновение, неподвижность – дуновение, не смешивавшиеся в ровный бриз. Ветер дул в ритме волн: давал послушать море, потом заглушал его – и снова плеск, и снова свист ветра. Я долго стоял у окна, ни о чем не думая.
Возле дома остановилась машина, и ветер смешался с шумом мотора, работавшего на малых оборотах, внизу, у подъезда. В лучах фар было видно, как взмывает и вихрится на ветру песок.
Потом распахнулась дверца со стороны пассажира. Вышел человек, обогнул машину спереди, и, когда силуэт оказался в свете фар, я узнал Жанну. Водитель опустил стекло, и она перемолвилась с ним парой слов.
Мысли мои беспорядочно метались, и я просто смотрел, довольствуясь ролью зрителя. Я не допускаю и мысли, что мог ревновать, однако же помню, как с удовлетворением отметил, что Жанна простилась с водителем, пожав ему руку через открытое окно.
Машина уехала, а я снова лег. Хлопнула металлическая дверь подъезда, загудел лифт, звякнули ключи, прошуршал плащ Жанны, скинутый на велюровую обивку дивана, стукнули одно за другим кольца, брошенные на полочку над раковиной, прошелестели брошенные туда же бусы и вслед за ними две сережки, зажурчала вода, заурчали старые трубы, покатились по ковру небрежно сброшенные туфли, затем я услышал приглушенные шаги, тишину, шелест снимаемой одежды, щелчок застежки, скрип ступенек и негромкий, но долгий и жалобный стон половиц мансарды. Мы не произнесли ни слова.
Утром я отпустил Жанну купаться одну, а сам призадумался.
Итак, я знаю, и никто не знает, что я знаю. В моих интересах молчать, смотреть, слушать, мотать на ус. Жанна, стало быть, на самой нижней ступени: она не знает, что мы знаем. Нырок Эмиля и Макса в зале аукциона ясно давал понять, что ей об их присутствии неизвестно и они хотят, чтобы она и дальше пребывала в неведении.
Решительно, главными и постоянными принципами отношений в нашей четверке были ложь и скрытность. И вряд ли в обозримом будущем что-либо могло измениться.
Вернулась с моря Жанна в лучезарном настроении и стала расспрашивать меня. О похоронах, о конкурсе; удивилась, что я вернулся раньше, чем планировал. Я рассказал ей что мог и что хотел, не затрагивая, само собой разумеется, скользкую тему. Потом, в свою очередь, спросил, как она отдохнула. Она сказала, что съездила со своим кузеном в Амстердам, – это он подвез ее вчера вечером. Выдуманный кузен кое о чем говорил: значит, она подозревала, что я мог видеть ее вчера у машины. Пора было приниматься за работу.