Иностранная литература №09/2011 - стр. 48

– Ну не надо же врать мертвому в лицо.

– Пойми, мы живем до тех пор, пока способны, не краснея, врать в лицо любому. Если не получается, к твоим услугам лезвие безопасной бритвы.

– Бред.

– Слушай, на этом кладбище ты не найдешь ни одного покойника, который бы не прожил жизнь как потенциальный самоубийца. Но потом вмешался рак, или ковровая бомбардировка, или старость. Не хочешь врать до конца? – получай отвращение к самому себе.

– Знаешь что? Отправляйся-ка ты домой и сама перережь себе вены. Если это вопрос времени, возьмешь смычок и перережешь себе запястье.

– Идея.

– Да плевал я на твои идеи! В чем дело, почему ты не идешь? Если финал известен, зачем дожидаться? Будешь врать до конца, или как?

– С меня хватит. Мне остается только бояться, – сказала она и зашагала прочь.

Где-то около могил времен Второй мировой я догнал ее.

– Что случилось? – спросил я.

– Ничего, – ответила она.

– Это неправда.

– Ладно, я скажу. Они думают, я еще способна врать, не краснея, – сказала она.

– Я думал, мне ты не врешь.

– Всем вру. Не спрашивай ни о чем.

– Раньше ты никогда не была циничной. Не говорила столько глупостей.

– Наверное, просто переходный возраст. В этот период человек делает трагедию из всякой хрени, – сказала она.

– Сейчас ты говоришь ровно как наша мама, – сказал я, и тут Юдит повернулась ко мне и собралась влепить пощечину, но ее рука застыла в воздухе.

– Никогда больше не смей сравнивать меня с нашей матерью. Никогда. Понял?

– Понял, – сказал я.

Мы спрятались за какими-то кустами, потому что люди начали расходиться с похорон, а мы не хотели ни с кем встречаться. Они шли маленькими группами и обсуждали выступления ораторов, словно после рядовой премьеры. Господин артист Рети говорил лучше всех. Какой же он обаятельный мужчина, хотя сейчас он скорее Лир, чем Оберон. Ты серьезно? И не говори! Дети? Дау него уже два внука. Ей-богу, это безответственно. Кому-то было жалко товарища актера Уйхейи. Бог мой, как он играл Кориолана! От его игры людей в дрожь бросало. Подумать только, в самом расцвете сил. Ты серьезно? И не говори! Что значит голубой? Это просто сплетни. Он сам распускал слухи, чтобы казаться интереснее. Не надо верить сплетням. Он менял женщин, как перчатки. Ты видел, возле могилы рыдало все женское общежитие. Кто-то считал, что так для него лучше, кто-то полагал, что, если директор еще хоть немного соображает, он возьмет в труппу Бояра из Капошвара.

Наконец, публика разошлась, и мы остались вдвоем на кладбище.

– Не сердись, пожалуйста.

– Я не сержусь, только сейчас я не хочу говорить, – сказала она, взяла меня за руку, и мы молча ходили по тропинкам, заросшим бурьяном.