Иностранная литература №09/2011 - стр. 41

– Да, – сказал я.

– И о чем вы пишете?

– Обо всем. Так просто не расскажешь.

– Хотя бы попробуйте, – сказала она нервно.

– Я разговариваю с людьми. И записываю их истории, – сказал я, потому что это мне казалось самым простым.

– Обо мне вы тоже писали? – спросила она. Указательный палец она держала на моей фотографии, словно собиралась раздавить жука на крышке стола, еще одно неверное слово, и хитиновый панцирь хрустнет.

– Нет, о вас я не писал, Йолика, – сказал я.

– Тогда ладно, – сказала она, – сегодня фречч бесплатно.

Но этот разговор произошел много лет спустя, а в то утро и речи не было ни о новеллах, ни об интервью, ни о расплывчатых фотографиях. В то утро я хотел только, чтобы меня перестало, наконец, тошнить, потому что я все яснее вспоминал, что случилось этой ночью, и как я, словно ползучий вьюнок, взобрался на эту несчастную женщину. Заполз в нее, точно голый слизень в трещину к загнивающему фруктовому дереву. Как почтальон, как остальные постоянные клиенты, чтобы оставить в ней свой липкий след. Хотя я не хотел. Я правда не хотел, просто спать под двухспальным шерстяным одеялом приятнее, чем в кресле, даже если запах аммиака гасит половое влечение.

– Где здесь туалет? – спросил я.

– Напротив бомбоубежища, – сказала она и сняла ключ с гвоздика за кружками.

– Один форинт, – добавила она, – и будь добр, сумку возьми с собой. Не хочу неприятностей. – Я взял сумку и побрел, протискиваясь между пустыми ящиками и алюминиевыми бочками, до конца коридора, где начиналось бомбоубежище.

Дело в том, что префектура согласилась выдать лицензию при одном-единственном условии: восемьдесят квадратных метров— “Балканская жемчужина”, восемьдесят квадратных метров – бомбоубежище, где в случае опасности сможет укрыться население. И напрасно Йолика говорила заведующему отделом: взгляните на этот подвал, а потом посмотрите научно-популярный фильм о ракетах “земля – земля”, обитатели этого дома скорее предпочтут жить в огромном мусорном баке. На что завотделом фыркнул, что он не особенно расстроится, если половина района переселится в мусорные баки, в конце концов, мусору там и место, но ничего не попишешь, таков закон. И я потянулась было к мусорной корзине, чтобы надеть ее ему на голову, как ночной горшок. Чтоб он подавился выброшенными прошениями о матпомощи, заявками на квартиры и остатками сэндвича. Но потом вспомнила, что мне не хватает одной его подписи. И я посмеялась его удачной шутке и сказала, простите, уважаемый заведующий отделом, я не хотела вас поучать, только хорошо бы еще хотя бы десять-пятнадцать квадратных метров под бочки. И когда через полтора года у меня появилась эта лицензия, оформленная по всем правилам, я уже и думать не могла, какие обои я хотела, какие скатерти, какой буфет. Такого гада я в жизни не встречала. Сюда небольшой пасхальный окорок, сюда— югославское крем-мыло, и вообще, чтобы на твоей лицензии поставили печать, надо сперва подтереть ей собственную задницу. Много раз приходилось давать на лапу даже вахтеру, чтобы просто попасть в приемную. Вы только представьте, за полтора года мне встретился всего один порядочный чиновник – когда мне нужно было зарегистрировать название и в заявлении обосновать, почему “Мангалийская жемчужина”, именно так было изначально, не “Балканская жемчужина”, а “Мангалийская”. Короче, мне надо было объяснить бюрократам, почему вдруг не “Подвал Поли”, или не “Винный погреб Поли”. А я была круглая дура и честно написала, что в молодости я любила румына, которого звали Перла Раду, а “перла” значит жемчужина.