Иностранная литература №09/2011 - стр. 43

Сначала я нарисовал голову со сверкающими рогами, потом туловище, и под конец повесил ему на шею две скрижали, хотя они больше походили на двустворчатое окно, открывающееся прямо из его груди. Затем я закрасил фон в черный цвет тушью “Ворон”, одежду покрасил в красный маминым лаком для ногтей, нимб получился неоново-желтым, чтобы свет был ярче, словом, он был почти готов, только скрижали оставались пустыми, я сомневался, колебался, наконец выдохнул и девять раз написал на них карандашом для глаз: НО, НО, НО. Место для неубий осталось пустым, и от этого композиция слегка разваливалась, но я отчего-то чувствовал, что так лучше.

– Как это называется? – спросила Юдит

– Мои каменные скрижали, – сказал я.

– А почему у него скрипка в руке?

– Не знаю. Так я увидел.

– Красиво, только ты нарисовал Моисею две левых ноги. Хотя… Моисею с двумя левыми ногами больше подходит скрипка и сломанный смычок, – сказала она.

– Я хотел нарисовать кнут, но ручка получилась длинная. И две левые ноги тоже не нарочно. Я попробую исправить.

– Не исправляй, мне так больше нравится. Подаришь мне? – спросила она.

– Конечно, только не показывай никому, – сказал я.

– Не буду показывать, я наклею в скрипичный футляр.

Она достала клей для бумаги, намазала оборотную сторону картинки, и оставила немного подсохнуть.

– Давай попросим прощения, – сказал я, потому что мама уже несколько дней с нами не разговаривала.

– Раскаиваешься? – спросила она, разглаживая Моисея ногтем.

– Нет.

– Я тоже. А тогда зачем?

– Если честно, раскаиваюсь. Хотя здорово было, когда она поверила и повезла меня в больницу на такси. Поехала в халате и чуть не забыла надеть на меня носки.

– Ну и почему ты разревелся? Врач бы тоже поверил.

– Не знаю.

– Ты боялся?

– Нет.

– Ты сожалел?

– Нет.

– Из-за другого не ревут.

– Сказала тоже! Ты же ревешь иногда, когда репетируешь.

– Это другое.

– Не другое. Ревел и точка. Давай попросим прощения.

– Я не буду. Сам проси, если хочешь.

– Вместе было бы лучше.

– Я сказала, нет.

– Завтра у нее спектакль.

– И что? У меня тоже концерт в воскресенье.

– Она не пойдет, если до этого мы не попросим прощения.

– Хорошо, проси ты. Я буду стоять рядом, – сказала она.

– Ладно, – сказал я.

– Мы хотим попросить прощения, я больше никогда не буду слепым, – сказал я маме за завтраком.

– Ага, – бросила она, даже не взглянув на меня, и продолжала намазывать маслом свой долбаный бутерброд. – Вечером приезжайте в театр, я пришлю такси.

– В воскресенье у меня концерт, – сказала Юдит.

– С пяти я на репетиции, – сказала мама.

– Он будет в три, – сказала Юдит.