Иностранная литература №07/2011 - стр. 7
В общем, я его обогнал, и постукивание его костылей начало уже затихать за моей спиной, и тут я стал думать о моем собственном положении, и таким пустячным оно мне вдруг показалось по сравнению с тем, что я увидел, – ну прямо стыд взял, что я ходить могу нормально. Впрочем, что-то общее между нами все же есть, потому что я тоже поначалу кричал, и с ума сходил, и наружу свои страдания выплескивал, хотя причина-то их смехотворная была – так, капризы избалованного ребенка. Потом я кричать перестал, но боль не ушла, просто я ее внутрь загнал и против себя направил, а внешне все было в порядке (кроме вечеров, когда солнце садилось, и я себя чувствовал особенно одиноким и покинутым). Не знаю, что несуразней, сравнивать мое положение капризного ребенка с положением этого несчастного парня или утверждать, что мне не на что жаловаться, ведь с некоторыми людьми случаются вещи и пострашнее. Я как раз думал над этим вопросом (что же в конце концов несуразней) и даже начал было размышлять о более глубоких вещах (в частности, о правомочности сравнения разных несчастий, как если бы любая боль не была самодостаточной), когда дверь с легкостью открылась.
Если я и старался не шуметь, то не только потому, что так делают в фильмах, а потому, что знал: в квартире кто-то есть. Я не стал дожидаться, пока там никого не будет, чтобы влезть, – прежде всего из-за того, что у меня не было возможности это выяснить, а во-вторых, мне не хотелось ждать бесконечно долго. Эта непреднамеренность помогала мне сохранять спокойствие, отсутствие которого обычно приводит к тому, что вы, стараясь не шуметь, в результате производите слишком много шума (это я тоже видел в фильмах). Я просто тупо повторял себе, что в это время (три часа ночи) они спят глубоким сном.
На ходу я мельком заглянул в ванную и сразу же пошел на кухню, а сам продолжал думать о том, что в три часа ночи может делать на улице одноногий двадцатилетний парень. Все же это было странно – не то чтобы одноногие не имели права шататься по улицам среди ночи, но как-то по ночам они обычно редко встречаются. Я машинально открыл кухонный шкаф и достал оттуда стакан. На разделочном столе стояла полупустая бутылка мартини. Я налил себе мартини и огляделся.
После ужина они не стали мыть посуду: в раковине громоздились кастрюли, пара тарелок, столовые приборы. Было тихо, только холодильник урчал. Я прислонился к стене и сделал глоток мартини. Окно выходило на крыши соседних жилых домов, тускло освещенных издалека огнями ночного города. В этот час обычно никто не смотрит в окно, разве что какой-нибудь ребенок, которому не спится (я и сам был таким когда-то, в детстве), или мечтательная влюбленная девушка. Я чувствовал себя совершенно спокойным. С чего бы начать?