Иностранная литература №04/2012 - стр. 34
Слушая запись так часто, он выучил ее наизусть не хуже Моцарта. Научился узнавать долгие втягивания воздуха, которыми Мартин отмечал завершение некой неведомой позиции (Клио, опираясь на ладони, стояла на коленях, Мартин пристроился сзади), после чего томное andante (тихие мяукающие женские звуки) разгонялось до ударного allegro assai (оба кричали во весь голос), сменялось еще более неистовой кодой, а затем внезапным rallentando (“Нет, нет, еще нет, – кричала она, а потом: – Да, да, да”), после чего слышалось сопение, пыхтение и, наконец, наступал сон. Мистер Рэнсом, человек, начисто лишенный воображения, пришел, однако, к выводу, что, собрав коллекцию подобных записей, можно было бы составить из них сексуальный аналог “Каталога Кёхеля”[21], воссоздав стилистическое развитие сексуального акта, его раннюю, среднюю и позднюю стадию, и весь терминологический аппарат моцартовского музыковедения можно было бы использовать для этих новых, бьющих наотмашь ритмов.
Вот о чем думал мистер Рэнсом, сидя напротив жены, которая совершала вторую попытку одолеть Барбару Пим. Она знала, что Моцарта он не слушает, хотя никаких внешних признаков этого не было и, уж конечно, ничего столь вульгарного, как вздутие в районе ширинки. Нет, просто на лице мистера Рэнсома было написано напряжение (то есть нечто, совершенно противоположное тому выражению лица, с которым он слушал своего любимого композитора) – то была сосредоточенность, как будто он надеялся, что если будет слушать очень внимательно, то сможет открыть нечто новое – то, что раньше от него ускользало.
Миссис Рэнсом и сама слушала время от времени эту кассету, но поскольку у нее такого удобного прикрытия, как Моцарт, не было, сеансы прослушивания приходились на послеполуденные часы. Став на домашнюю стремянку, она вытаскивала Жюльен и доставала из глубины кассету (фотографии казались ей такими же дурацкими и смехотворными, как Мартину с Клио). Затем, налив себе капельку шерри, садилась послушать, как они занимаются любовью, удивляясь и после дюжины прослушиваний длительности и упорному характеру процесса, а также его грубому и неблагозвучному завершению. После чего шла и ложилась на кровать, думая, что это та самая кровать, где все это происходило, и снова вспоминала прослушанное.
Если оставить в стороне эти робкие и редкие эмпиреи, жизнь в общем и целом вернулась на круги своя. Правда, порой укладываясь в постель или медля утром подняться на ноги, миссис Рэнсом испытывала подавленность, и ей казалось, что она опоздала на автобус – правда, что это был за автобус и куда он направляется, она бы сказать затруднилась. Перед тем как они побывали в Эйлсбери и им вернули мебель, она, как ей казалось, убедила себя, что ограбление – счастливый случай и каждый день приносит новый урожай скромных приключений: визит Драсти, походы к мистеру Энверу, поездка на Эджвер-роуд. Сейчас, окопавшись вновь среди своих пожитков, миссис Рэнсом боялась, что ее вылазкам пришел конец, жизнь вернулась в нормальное русло, но эта жизнь больше не доставляла ей ни радости, ни удовольствия.