Инквизитор - стр. 21
– Падахав, ессалам, – улыбаясь, выкрикнул он. Если Каспар еще сумел перевести «несчанучай» как «несчастный случай», то эти искусственно образованные слова заставляли его теряться в догадках.
Судя по улыбке, Линус был рад неожиданному происшествию, но в его случае не стоило судить о внутреннем эмоциональном состоянии по внешним проявлениям. Когда в прошлый раз Каспар слышал, как смеялся музыкант, тому только что привязали руки к кровати. Для того чтобы не позволить ему в очередном психозе вырывать и есть собственные волосы.
– Посмотрим, что там? – спросил Каспар, и Линус взглянул на него так, словно его еще никогда в жизни так сильно не оскорбляли. Затем снова рассмеялся и, как озорной школьник, выбежал из палаты. Каспар пожал плечами и последовал за ним.
18:39
Линус уехал на лифте у него из-под носа, поэтому Каспару пришлось спускаться по старинной деревянной лестнице, которая лианой вилась вниз вокруг лифтовой шахты. Потертые ступени скрипели от каждого шага, и так как Каспар ступал осторожно, он чувствовал себя подростком, который ночью пытается выскользнуть из родительской квартиры.
«Я раньше так делал? Или был послушным задротом, который всегда приходил домой вовремя?»
Уже несколько дней он в любую свободную минуту пытался в соборной пустоте своей памяти отыскать ответы на самые тривиальные вопросы. Как звали его первую мягкую игрушку; в школе его любили или он был аутсайдером? Какая машина стояла у него в гараже? Какая у него любимая книга? Слушает ли он в определенные моменты какую-то песню? Кто его первая любовь? Его злейший враг? Он не мог этого сказать. Его воспоминания были как мебель в пустом доме, которую владелец накрыл тяжелыми простынями. До вчерашнего дня он еще хотел сорвать эти пыльники. А сегодня уже боялся, что под ними может скрываться ужасная правда.
«Я боюсь. Ты ведь скоро вернешься, папа?»
Когда Каспар, погруженный в мрачные мысли, добрался до первого этажа, Линуса уже след простыл. Вместо него навстречу Каспару вышла Ясмин Шиллер.
– Да, да, сделаю. Кто же еще? – Молодая медсестра раздраженно комментировала замечание Расфельда, который стоял в нескольких шагах в комнате Бахмана.
На лице Ясмин было написано недовольство от того, что она снова деградировала от шефа до девочки на побегушках. Затем голубой пузырь из жвачки закрыл две трети нижней части ее лица, и она, не здороваясь, проследовала мимо Каспара.
«Я делаю это лишь временно. Я певица, а не нянька для психов», – объяснила она Каспару уже на второй день, явно радуясь тому, что он не нуждается в помощи при походе в туалет. Она и правда сюда совершенно не вписывалась – со своей ярко-красной челкой, проволочным кольцом с колючками на большом пальце и вечно плохим настроением. Но Каспар догадывался, почему Расфельд терпел ее в своем элитарном окружении, несмотря на татуировки и пирсинг в языке. Ясмин любила свою работу. Она была отличным специалистом, но не хотела, чтобы другие это заметили.