Инглиш, или Бомж - стр. 2
В чём же состоит «зерно» моей методы? В ней их несколько. Они перечислены в итоговых главах «Тезисы» и «Пекарская дюжина» в конце манускрипта. Вкратце можно сказать, что я сумел думать заморский язык по-нашему. Да, эти два языка отличаются по структуре, но, как оказалось при близком рассмотрении, не так сильно, как принято считать. Две трети инглиша я взял-таки кавалеристским наскоком на русских лошадях. И даже оставшуюся часть, как ни странно, мне тоже удалось «прочувствовать» на родном языке. Без русского плацдарма мне пришлось покорить только две вершины: «Будущее в Прошедшем» и «Законченный аспект непереходных глаголов». Впрочем, мы уже забежали вперёд.
За сколько реально можно самостоятельно выучить язык с нуля до свободного владения без брехни? Следуя рекомендациям, представленным в данной повести-инструкции, я прошёл эту тропу за пять месяцев. Счастливого пути!
Москва – Сидней
– Мам, какой иностранный язык мне выбрать? – спросил я, вернувшись со школы в конце четвёртого класса.
– Английский: на нём вся планета говорит.
Аргумент был железобетонным. На следующий день я записался в группу этого международного языка. Однако, когда в сентябре начался пятый класс, то учительница английского куда-то пропала, а другую найти не смогли.
– Английского не будет. Только немецкий и французский. Какой выбрать?
– Жаль, тогда немецкий, – посоветовала мать.
Я не возражал, мне было до фонаря.
Однако, на следующий день мой приятель Гена выпалил:
– Какой ещё немецкий? Зиг хайль! Брось! Пойдём к нам на французский. Это язык любви! Париж. Эйфелева башня. Французские ножки. Ля мур, тужур, бон суар…
Я представил ножки. В чёрных чулках в крупную сеточку. Потом нарисовалась сцена, где я кадрил француженку на её мурлыкающем языке. Затем возникло лицо Мирей Матье, одной из моих любимых певиц. И всё это на фоне знаменитой башни.
– Ты прав, иду на французский!
До конца школы я запомнил только артикли и пару дюжин слов без грамматики. Сначала из-за шалопайства, а потом из-за неспособности ни понять, ни запомнить толком ничего из школьной программы. И таких как я было три четверти класса. Язык любви поблек. В университете я мог-таки перейти в группу английского, но решил не заморачиваться. Во-первых, не верил, что смогу его выучить: чопорный английский казался мне ещё более неодолимым, чем сексуальный французский. Во-вторых, не думал, что когда-либо окажусь за границей, притом среди англосаксов: в Советском Союзе туда простых в смертных не пускали. Хотя я уже был не в восторге от правившей коммунистической партии, столь стремительного развала СССР всё же не ожидал.