Инферис - стр. 16

Всё это богатство было недоступным для меня. Отец существенно урезал мои доходы два года назад. Те жалкие крохи, которые он давал, были в разы меньше, чем изначально рассчитал его поверенный. Думая об этом, я вздрогнула, когда с лестницы начал спускаться Оливер. На его покрасневшем лице было всё написано. Отец отказал ему.

– Он сказал, что его решение окончательно! – Олли обхватил мои плечи ладонями и несильно встряхнул. Его светлые кудри облепили благородный высокий лоб. – Сказал, что я, конечно, могу присутствовать на его вечерах, но не в качестве твоего жениха!

– Ты сделал всё, как я тебе сказала? – понизив голос, поинтересовалась я.

– Да, но его было не переубедить!

– Но почему?

– Он сказал, что видит меня насквозь. Он следил за нами несколько месяцев и успел сделать выводы из наших отношений.

– Какие?

– Он упомянул завещание твоей бабки, Иоланда. И сказал, что я дурак, если повёлся на твоё согласие.

– Олли, мы придумаем новый план!

– Обсудим его в клубе, – он закутался в плащ и натянул капюшон на голову. Через мгновение ушёл по внутренней галерее в сторону гаража. Вскоре я услышала ровное урчание мотора его ховеркара[6], чьи серебристые бока сливались цветом с пасмурным небом.

Я прижалась спиной к двери и перевела дух. Почему папа отказал Оливеру? Тот обеспечен, а значит, его не интересует завещание моей бабушки Клотильды, по которому ко мне только после замужества переходит генеральный пакет акций от частной авиационной компании и строительной фирмы, занимавшейся возведением промышленных предприятий. Наследство так близко! Можно ни в чём себе не отказывать! Но за последние два года отца словно подменили. Он просто перекрыл мне все клапаны. Начал контролировать по мелочам. Следил, встраивая маячки во все кафо, которые были в пределах моей досягаемости. Подсылал своих людей. Велел отчитываться чуть ли не по каждой проведённой вне дома минуте. Взывал к доброму имени моей матери Иокасты, которая беспрекословно подчинялась ему, но в итоге слегла от очередной эпидемии гриппа…

Поднявшись на второй этаж, я направилась к отцу в кабинет. Встала перед его письменным столом из красного дерева, отделанного агаром[7], и упёрла руки в бока. Видела, как пламя масляного светильника на бронзовой подставке в виде виноградной лозы отбрасывало тени на его невозмутимое лицо, изрезанное глубокими морщинами.

– Почему ты так делаешь? – начала я.

– Ты говоришь со мной таким тоном? – на узком лице отца я видела презрение. Его тонкие губы были плотно сжаты, а седые волосы поблёскивали в сиянии настольных ламп.