Инферис - стр. 10
– Как насчёт индейки под вишнёво-базиликовым соусом? – спросила тогда моя мать, боясь отвести взгляд от его лица.
– Будет замечательно, – Ринальди поцеловал её в щёку. – Я люблю тебя, моя лилия. Ты – самое дорогое в моей беспокойной жизни!
С этими словами он был таков. Мне понадобилось много лет, чтобы перестать винить себя в том, что в день катастрофы я даже не вспомнил о матери. Возможно, мы с отцом успели бы спасти её. Но помня о том, как полыхала равнина, как огонь уничтожил десять гектаров поля с солнечными батареями, я сомневался в этом. Оставалась лишь одна причина её смерти – Бертольд Ринальди, бесцеремонно вторгшийся в нашу жизнь и толкнувший её в объятия огня. Только его стоило винить в произошедшем.
«Бог тебе судья, Эд. Он не бросит меня, как ты. Он будет до конца бороться за меня в любой ситуации!»
В моём кафо[5] ещё оставались её снимки. Спешно собираясь в бомбоубежище, я захватил с собой этот узкий мини-планшет, так как на этом настоял отец из опасения, что я запущу учёбу. Впоследствии я не раз просматривал семейный архив и чувствовал, как внутри крепла ненависть. Она холодной змеёй сворачивалась в душе и жалила меня всякий раз, когда я готов был простить мать и этого Ринальди. Видел её счастливое лицо. Отца, обнимавшего её за плечи. Меня с первым воздушным змеем с изумрудно-зелёными кляксами…
Торгаш со своим тряпьём и старыми картинами всё уничтожил.
Расколол нашу семью.
Никогда не будет всё как прежде!
Застыв над своим чемоданом, я смотрел в узкий экран кафо. Перевёл взгляд на панорамное окно, за которым светлела соседняя высотка с арочными окнами. Мимо неё пронеслось три дюффа. Они поднялись до плоских крыш с террасами. Красно-синие мигалки, выставленные на полную яркость, отражались на витых колоннах, мелководных бассейнах и хвойных рощицах, за которыми раскинулись мини-детсады, сувенирные лавки и общественные сетевые станции. Покружив в воздухе, дюффы исчезли в густом дыме от горящей травы и солнечных батарей.
– Походу дело серьёзное, – отец стоял на пороге моей комнаты и качал головой. – Давай-ка спустимся вниз, в ангар. Узнаем у соседей, может, они в курсе, что происходит-то? Мракобесие какое! Ей-богу…
– Может, это всё-таки учения? – мне не хотелось собирать сумку для того, чтобы через пять минут оказалось, что это ложная тревога и «всем спасибо, всем до свидания!»
– Чует моё сердце, что это другое. Давай, пошевеливайся.
Наскоро собрав вещи, мы с отцом вышли в коридор. Множество лестниц, переходов и галерей нашего дома заполнились гулом голосов, топотом ног и истошными криками. Голограммы с указателями погасли, погрузив коридоры в полумрак. Горели только аварийные красные лампы, разрезая пространство пульсирующим светом. Внизу, в насквозь продуваемом ангаре, нас рассаживали в аэробусы и отправляли в Лилль. Зажатый между отцом и дородной пожилой соседкой Рауной, я тщетно пытался отыскать Фредерика, но друг, видимо, отправился со своими родителями другим рейсом.