Индустрия счастья. Как Big Data и новые технологии помогают добавить эмоцию в товары и услуги - стр. 5
А что, если это психологическое «изобилие» фактически уже существовало рядом с нами последние две сотни лет? Что, если современная наука о счастье – всего лишь очередная стадия давно задуманного проекта, который предполагает, что взаимоотношения между разумом и окружающим миром поддаются математическому исследованию? Показать правомерность данных вопросов – еще одна задача этой книги. Неоднократно, начиная со времен Французской революции и заканчивая сегодняшним днем (процесс ускорился в конце XIX века), нам продавали особенную научную утопию: основные вопросы морали и политики можно разрешить с помощью компетентной науки о человеческих чувствах. Очевидно, что эти чувства классифицируются по-разному. Иногда они «эмоциональные», иногда «нервные», «поведенческие» или «психологические». Однако смысл, так или иначе, один: наука о субъективных чувствах предлагается нам как единственно верный источник алгоритма, указывающего, как нам следует действовать и в моральной, и в политической сфере.
Впервые упомянутая идея зародилась в эпоху Просвещения. Однако ее разработчики всегда были заинтересованы в социальном контроле, нередко ради собственной выгоды. К сожалению, именно благодаря политике индустрия счастья шагает вперед. Критикуя соответствующую науку, я вовсе не хочу подвергать сомнению этическую ценность счастья как такового, не говоря уже о том, чтобы умалять боль тех, кто страдает от хронической депрессии и кому действительно помогают новые техники поведенческого или когнитивного менеджмента. Цель книги разобраться в использовании методик индустрии счастья в инфраструктурах измерения, наблюдения правительства.
Такие проблемы в политическом и историческом контексте заставляют задуматься о ряде других сложностей. Возможно, этот научный взгляд на наш разум как на механический и органический объект, чье поведение и болезни поддаются изучению и оценке, является вовсе не спасением от бед, а одной из наиболее глубоких культурных их причин. Вероятно, мы уже есть продукт различных преувеличенных, иногда противоречивых попыток наблюдения за собственными чувствами и моделями поведения. С конца XIX века работники рекламы, кадровые менеджеры, фармацевтические компании и сами правительства наблюдали за нами, а также поощряли, побуждали, оптимизировали и использовали нас, применяя психологию. Возможно, именно сейчас нам нужно не еще больше информации, посвященной науке о счастье или о поведении, а меньше, или, по крайней мере, нам нужна другая наука. Неужели есть вероятность того, что через 200 лет историки посмотрят на начало XXI века и скажут: «Ах да, именно