Индивидуум-ство - стр. 6
Преисполненная неприязнью, отворачиваюсь.
Перевожу взгляд на уличных музыкантов.
С растянутыми шапками. С юными лицами. С прекрасными тембрами.
Чудеса.
У мальчиков – голоса воинов.
Подхожу ближе. Завороженная. Влюблённая. Не моргающая. Думающая: вот бы быть с ними. вот бы быть не по формату. вот бы, оказавшись в этом самом неформате, не ощущать себя беспомощной.
Гитары, как прометеев огонь в тени вековечных плит, дарят чувство сопричастности. Клавиши считывают кардиограмму. Не требуя пароля и идентификации, эмоции музыкантов передаются ко мне по беспроводной сети. Меня так и подмывает захихикать, беспричинно и беззаботно; окунуться в состояние аффекта; закричать во всеуслышание: «Эгегегееей!». Чёрт, я даже не против вступить в драку и помахать кулаками! Всё, что угодно, чтобы убедиться: я всё ещё молодая и всё ещё невероятно живая.
Правда же?
Правда же.
Улыбаясь, кладу в чехол денежку, благодарная за благодарственный поклон.
Погружаясь в пещеру метрополитена, всё ещё улыбаюсь.
В вагоне нахожу себе место. Там, где частенько спят бездомные. Там, где обычно плачут забытые пакеты, зонтики и люди.
Устраиваюсь, напевая под нос знакомый мотив.
Настроение, подскочившее вверх по шкале, потихоньку опускается ниже и ниже, до минимального показателя, до размера обречённости, отлучённости, никому-не-нужности.
Закрываю дёргающиеся глаза.
Сосредотачиваюсь на мыслях о том, что сосредоточение на мыслях – дело смутное, дело затягивающее, дело опасное.
Время в пути до точки «А» – 37 минут.
Дом-точка «А»-хорошо.
В моей однушке. Съёмной.
В старой пятиэтажке. Чуть протекающей.
Не в пешей доступности от метро. С одной разбитой дорогой через промзону, шиномонтаж и мусорную свалку. С отрезком пути, на котором ежедневно, как стемнеет, разит жжёным и гниющим. С соседом-пустырём, чей рассвет рождается в лёгкой дымке, так похожей на туман, но совершенно не похожей по сути своей на туман. С видом на живописное, не замерзающее даже зимой озеро, способное вырастить у безрассудных пловцов дополнительные пальцы на ногах и руках.
Хорошо дома.
Дома сериал. В сериале – двадцатый век и банды. Скачки. Сигареты. Кепки. Острые скулы. Пиф-паф. Нет человека – нет проблем.
Сериал интересен ровно настолько, насколько неинтересна моя жизнь.
Ощущая себя в обособленном подразделении рая, сидя по-турецки, я жую пельмени со сметаной и зеленью. Пиф-паф! Одна пельмешка – двенадцать граммов радости. Точно в цель!
Вку-у-усно.
Ую-ю-ютно.
Свет приглушён.
Классное место, да?
Классное.
Не то что на работе.
На работе нельзя пахнуть пельмешками.