Индивидуум-ство - стр. 8
Озлобленная, проваливаюсь в дорожные бассейны со стекольчатым дном почти по щиколотку. Ощущаю, как чрез подкладку и блузку просачивается кислотная жидкость. Бранюсь матёрым сапожником, вливаясь в огромную очередь на остановке.
Что за дела?
Где официальная сводка?
В колонне погнутых зонтиков и безразмерных дождевиков из уст в уста передаётся и перетирается: на смену вышло мало водителей, потому что у них сегодня – забастовка и бунт. план, жалуются, большой, а зарплата – маленькая. к тому же штрафы увеличили. к тому же камеры-вымогатели на столбах через каждые двадцать метров висят. проверки к тому же. контролёры повылазили из своих сухих и обустроенных нор, чтобы собрать дань с маршрутчиков-мигрантов без разрешений на работу.
Люди топчутся в очереди. Вытягивают шеи. Пожимают плечами.
Чёрт с ними. С этими разрешениями. С этими мигрантами. С этими штрафами и планами. Как до метро добраться?
В метро обетованном, полифоническом, перегруженном – тоже коллапс.
Кто-то прыгнул под поезд и (удивительно!) выжил. Бытует мнение, что неудачниками не становятся. Ими рождаются.
Да и чёрт с ними. С этими самоубийцами. С этими неудачниками. Пересадка с фиолетовой на оранжевую не будет осуществляться тридцать минут. Даже если поеду через кольцо, даже если перейду на неказистый полубег и волнорезом рассеку пассажиров на два легиона – всё равно опоздаю.
И опаздываю.
– Опаздываете, коллега, – констатирует факт начальница.
– Коллапс, – отбиваю я грубее, чем нужно.
– Руководитель мог увидеть Вашу провинность по камерам, – очень и очень серьёзная, совсем не улыбчивая, она смотрит на меня как на настоящего взрослого. Фии! Экая непочтительность!
– И?
– Плохо будет.
– И?
– Накажет.
– Страшно-то как!
– Тшш, коллега! Вы со своими шуточками – доиграетесь!
– Уже вижу, как он меня розгами стегает!
– Тшш, коллега! Что Вы несёте?! А вдруг – прослушка в кабинете?! А вдруг – микрофончики в розетки ввинчены?! А вдруг – мы под колпаком?!
– А вдруг – нет?
Не доверяя коварным розеткам и духу противоречия, девочка из отдела прячет голову в пластиковую ячейку для документов. Зарывается в журналы учёта. Прикрывается стопками личных карточек. Трясущимися руками засовывает в шкафчик мобильный.
– Читала я про занятный обычай в концентрационном лагере, – не унимается моя раззадоренная внутренняя выдра. – Не помню, правда, в каком именно… Освенцим? Бухенвальд? Дахау? Врать не буду. В общем, один надзиратель уж очень любил выпить отборный кофе с утречка. Под пение и танцы заключённых. Поедая булочки с повидлом, он лицезрел, как истощённая «паства его» плясала да плакала. Падающих на землю – велел уносить не в бараки, но в ближайшую печь. Мол, таких танцоров-иждивенцев содержать нецелесообразно.