Имя разлуки: Переписка Инны Лиснянской и Елены Макаровой - стр. 68

Милая моя Леночка, солнышко мое! Получила позавчера от Рыбакова твое письмо и подарки. Большое тебе спасибо, несмотря на мои 60 кг 50-й на меня в самый раз. Дождусь жары и буду щеголять. Но это все так, для затравки разговора. Леночка, поверь мне, тревог за свою судьбу у меня начисто нет, все мои мысли и чувства обращены к твоей жизни, к твоей душе. ‹…› Я каждый день считаю со времени вашего отъезда, я тоже без тебя чувствую себя сиротой, в особенности остро после ухода мамы. Но ведь надо жить вопреки всем препонам и набираться для этого сил, зная, что впредь от детей нельзя ждать той поддержки, которую можно получить от родителей. Таков закон. Ты явилась исключением из правил. Мне кажется, что такой верной дочери ни у кого нет. ‹…›

У меня на столе стоят розы. Они уже старые, но стойко держатся, а другие совсем молоды, и им еще невдомек, с какой старательностью надо держаться. Слава Богу, наша жизнь – не жизнь цветка, куда долговечней, но и не жизнь оливы. ‹…›

Дорогая мамочка! ‹…› Я очень занята все это время, кроме того, работаю с эфиопскими детьми, которые все похожи на Пушкина, детей много, у меня изумительный переводчик с амхарского языка, медбрат из Аддис-Абебы, который знает английский, что редкость среди этих крестьянских еврейских эфиопов, он здорово умеет передавать им мои просьбы или задания, это все страшно интересно, кроме как через рисунок я не могла бы понять ментальность этих новых жителей нашей страны. Еще одна тема для исследования… Мой журнал о книгах Израиля съедает дни – интервью, встречи, поездки с фотографом, утомительно, но все же очень интересно.

‹…› Похоже, я улетаю на 5 дней в Японию, в Токио, с 25 июня по 1–2 июля. В качестве консультанта по Терезину.

Мамуля, пишу тебе сразу после нашего разговора. Как странно мне всегда звонить именно в Переделкино, с этим местом столько связано общих воспоминаний, особенно осенних, с пожухлой травой, грибами, дождями, Пастернаком под тремя соснами. А у меня в окне Иерусалим, горы на горизонте, охваченные сухим жаром, люди, идущие из синагоги. Теперь они входят в литературу, теперь они для меня – люди Агнона, А. Б. Иегошуа, Амоса Оза[79], – я узнаю их, они стали персонажны. Таков результат моих чтений и бесед с классиками. За эти два месяца, кроме остальных работ, я занималась ивритской литературой. Материал уже собран, думаю, интересно было бы выпустить отдельную книжку, может быть, с переводчиком Виктором Радуцким