Иммигрантский Дневник - стр. 5
История была красочная и очень романтичная, отдаленно напоминающая рассказы Джека Лондона. Мне представились пальмы, аборигены, геолог, благодарящий бога акул за то, что его не съели, не знающие снега загорелые представители местных органов управления, подходящие к нему в набедренных повязках.
Вот тут в мою буйную голову и закралось: а чем я хуже того человека? СССР лежал лицом в грязи, меня ожидали четыре года дисциплинарного батальона за симуляцию и невозвращение из отпуска. Власти на закате своего существования усиленно практиковали общественно-показательные суды, проводимые, как правило, в клубах воинских частей. Такой суд не на шутку страшил меня.
Терять нечего. Напротив уснул старик-белорус. Ну, а мне было не до сна – передо мной возник другой мучительный вопрос: кто меня там ждет?
Ответ на него нашелся удивительно быстро и как бы сам собою: там никого! Не было ни знакомых, ни родственников, ни знакомых знакомых, ну просто полный ноль. Только где-то в далекой Новой Зеландии проживал мифический брат моей покойной бабушки, попавший туда после Великой Отечественной.
Мой юношеский оптимизм даже в этом жутковатом ответе при десятиградусном морозе за окном купе нашел преимущество: никто не ждет – ну и не надо! На юге Европы теплее. Туда и рвану!
Читая Монте-Кристо в школьные годы, я уже знал о французском городе с названием Марсель и выбрал его окончательной целью. Там растут пальмы – значит, не бывает зимы. Одежды с собой не было, кроме шинели и военной шапки-ушанки. Выкручусь! Денег двадцать пять советских рублей. Выкручусь! Из документов только военный билет. В чемодане чушь, никак не пригодная для моего зародившегося плана: теплые носки, крайне необходимый в армии кипятильник. Ну, еще справки от разных врачей и подполковников. Будь что будет! Я выкручусь. Обязательно выкручусь! Геолог же спасся.
Колеса стучали. Глядя на пролетающие мимо фонари и закрытые шлагбаумы, убаюканный своей идеей, я уснул.
2
Проснулся от толчка поезда. За окном было уже светло и виднелось большое белое здание. Народ с чемоданами и мешками толпился в проходе – приехали в Брест. Накинув шинель и смешную солдатскую ушанку, я стал протискиваться по направлению к выходу.
– Мдаа. Мамины пирожки закончились.
Нынче я самый что ни на есть обыкновенный рядовой, возвращающийся из отпуска в родимую, горячо ненавидимую воинскую часть. Только вот отпускной у меня просроченный месяца так на три, и там не хватало необходимой печати из комендатуры.
На перроне слышались крики, бежали потертые люди. Вся сцена напоминала кадры фильма о гражданской войне. Для полноты пейзажа не хватало лишь матросов с патронташными лентами, распевающих революционную песню и тянущих за собой пулемет «Максим». Слышалась польская речь – аккуратно одетые поляки о чем-то испуганно переговаривались между собой. До Варшавы отсюда ближе, чем до Минска. Приятно ночью в купе думать о далеких аборигенах. Но совершенно другое, упадническое настроение овладело мной на вокзале Бреста.