Иммигрантский Дневник - стр. 31
Мгла ушла. Меня высадили в каком-то поле. Над его космической далью слышался автобан. На карте СССР в кабинете географии, а позже в армейской учебке железные дороги казались скелетом страны. Я гордился стуком колес поезда Москва – Владивосток, стройкой БАМ, «Красной Стрелой» и романтикой поездки в Крым. Пройдут часы, дни, даже неделя, и состав, постепенно замедляя свой ход на стрелочных переездах, остановится. Пассажиры увидят банальный железнодорожный тупик, а автобан бесконечен. По серой плазме асфальта вдаль уносятся звезды. Они исчезают за поворотом или холмом, чтобы через некоторое время опять ослепить. Так эритроциты наперегонки несутся по артериям, разнося кислород. Фуры презрительно фыркают, оставляя за бортом тромбы дорожных строек, где таблетка аспирина – знак «конец ремонтных работ» – с новой мощью зажигает мотор. Автобаны – это кровяные сосуды страны.
Колеса машин бьют по пазам между бетонными плитами, очевидно, довоенного дорожного покрытия. Будучи едва не сбитым с ног ветром от очередного зверя, на запредельной скорости выпрыгнувшего из пустоты, пришло грустное осознание факта: как руками ни маши, никто не остановится. Гигантская скорость отнимала надежду на шальную случайность. Распевая во весь голос под оркестр из шинных покрышек, я начал движение в ту сторону, куда катился поток. Часа через полтора быстрой ходьбы по белой полосе, определяющей край автобана, передо мной появилась надпись «Тюрингия». Эрфурт – крупнейший населенный пункт и столица этого региона. Наступил зимний вечер. Боюсь соврать, как долго я еще шел. Мерцающее неоновое свечение и гигантские синие знаки с названиями городов дали понять, что здесь моя дорога перекрещивается с другой, тоже очень большой. Найдя в списке Эрфурт и выбрав верное направление, я сменил пластинку – с кинчевского рока перешел на тягучие распевы, бывшие ходовыми в раннесоветские годы.
Незаметно поля сменились дремучим лесом. Белизна снега быстро растворялась среди деревьев, вплотную подступивших к автобану. Колючая проволока еловых ветвей и смола стволов магически приковывали взгляд. Уже минут сорок не было видно ни единого населенного пункта. Успокаивало, что никакая тварь лесная, никакая кикимора на автобан не выйдет.
Ноги изрядно устали, когда вдалеке опять появились горящие рекламные огни. Дорожные знаки стали встречаться чаще, и по ним я узнал, что приближаюсь к городу, название которого слышал из рассказов сослуживцев – кое-кто из нашей роты был к нам переведен именно отсюда. Здравствуй, колыбель немецкого просвещения. Здравствуй, Веймар. Не довелось мне увидеть твои памятники, улицы, по которым прогуливались Ницше и Гете. Но ты дал передышку на моем многочасовом пешеходном марш-броске вдоль автомагистрали. Здравствуй, бензоколонка, твои яркие буквы и цифры. Тепло твоего магазинчика. И надежда договориться здесь о попутке.