Иметь и не иметь - стр. 6
– Вам не трудно передать мне пива? – спросил Джонсон.
– Да нет, – ответил я и, сунув руку в лед, достал ему холодненького.
– А себе не хотите?
– Нет, – говорю. – Подожду до вечера.
Я откупорил бутылку и уже протягивал ее Джонсону, когда на моих глазах из воды выскочила здоровенная бурая башка с во-от таким копьевидным жалом, целясь на нашу макрель. Не рыбина, а целое бревно.
– Отпусти! Отпусти тормоз! – заорал я.
– Да он вроде и не клюнул…
– Тогда готовьтесь.
Эта зверюга выходила с большой глубины и потому промахнулась. Я знал, что она обязательно развернется, чтобы зайти вновь.
– Едва клюнет, сразу отпускайте!
И тут я увидел ее из-под воды за нашей кормой. Плавники топорщились, словно багровые крылья, а по бурой коже шли багровые же полосы. Она всплывала что твоя подлодка, вот уже и спинной плавник рассекает воду не хуже перископа. Рыба вышла ровнехонько на наживку, взметнув свое подрагивающее жало над водой.
– Пусть хорошенько заглотит! – крикнул я.
Джонсон снял руку с катушки, и та зажужжала, а старый марлин развернулся и пошел, пошел вниз, посверкивая серебром сквозь воду, быстро набирая ход в сторону берега.
– Подбавьте тормоза, – посоветовал я. – Только немного.
Он подкрутил барашек.
– Слишком не надо, – сказал я. Леса отклонялась на глазах. – А потом резко по тормозу – и подсекайте! Подсекайте его! Он обязательно выпрыгнет.
Джонсон закрутил тормоз и перехватил удилище понадежней.
– Подсекайте! – скомандовал я. – Вгоняйте крючок! Раз пять, не меньше.
Он успел дернуть пару раз, и тут удилище согнулось чуть ли не вдвое, взвизгнула катушка – и в долгом прямом прыжке сверкающим под солнцем серебром взвился марлин, рухнув в воду с таким плеском, будто с обрыва спихнули конскую тушу.
– Так, отпускайте тормоз, – сказал я.
– Да сорвался, – посетовал Джонсон.
– Черта с два сорвался. Живей отпускайте, говорю!
Леса загнулась на воде петлей, и в следующем своем прыжке он был у нас уже за кормой, торопясь в открытое море. Затем марлин вынырнул еще разок, вспенив воду, и я сумел заметить, что крючок впился ему в угол рта. Отличный экземпляр, ярко-серебристый, с багровыми полосами, настоящее бревно.
– Да сорвался же, – ныл Джонсон. Леса вяло провисла.
– Крутите, – не отставал я. – Говорю вам, крючок вогнали. Эй! – рявкнул я негру. – Врубай самый полный!
Еще два раза выходил марлин из воды, жесткий, как телеграфный столб, всем своим длинным телом целясь в нас, высоко взметывая воду при каждом падении. Затем леса натянулась, и я увидел, как он разворачивается, уходя к берегу.
– Ну все, начал свой бег, – сказал я. – Пусть петляет, сколько хочет, я с него не слезу. А вы не переборщите с тормозом. Лесы у нас предостаточно.