Именем братвы. Происхождение гангстера от спортсмена, или 30 лет со смерти СССР - стр. 5
Съемки братвы, банкет, Петербург, 90-е
Если ты претендуешь на место в партере, то физиономию-то хоть протри. Взглянул я на их огромный стол буквой «П», набитый под завязку хрустальными вазами с ананасами, зажмурился от блеска их золотых пуговиц от Versace и перекрестился «Господи, убереги» – и бегом.
Еду и думаю: «Что из моей родины сделали!»
Предыдущая эмоция напоминает впечатления аристократа, вернувшегося после 1917 года. Подледный, теневой, да и классический преступный мир Ленинграда категорически не принял правила игры нового класса – новых русских. Между ними трудно отыскать совпадения. Но для того, чтобы их правильно растащить в разные стороны, нужен нестандартный взгляд. С 1917-го по 1991-й на одной шестой части суши планеты Земля бок о бок и достаточно мирно царствовали две мощнейшие противоположные религиозные веры.
До эры братвы
Единственный из диктаторов вроде бы безбожного ХХ века, кто признал то, о чем мы сейчас поговорим, – Муссолини. В своей доктрине он открыто заявлял, что его концепция – религиозная. Гитлер официально клялся в обратном. И провозглашенный большевизмом агрессивный атеизм был типичной верой со всеми причитающимися ей атрибутами. От святых до иконостасов Политбюро, от новых божеств до триединства – Маркс, Энгельс, Ленин.
В нашей теме важно то, что хоть и лежит на виду, но до удивления незаметно: при вожде всех народов воровской мир стал огромным, да и единственным антисоветским подпольем. И ему за это ничего контрреволюционного не было. И даже поболее – воров признали социально близкими классу рабочих и крестьян. Власть в ее высшем метафорическом смысле всегда же преступникам доверяет больше, чем художникам и писателям.
На Руси путь от татей – придорожных разбойников – до профессиональной преступности занял лет четыреста.
Пропустим археологию. Взрыв капитализма в России конца ХIХ родил ту преступную субкультуру, от которой мы теперь шагаем. С ней мы перешли в эпоху социалистической революции.
К 20-м годам у жулья уже было крепкое устное право, которое мы до сих пор называем понятиями. Да, это слово несет уголовный флер, но и моральный кодекс строителя коммунизма – тоже понятие. Не ябедничать в школе – понятие, ведь учителя требуют говорить правду, например, про разбитое стекло. Уступать место женщине – это тоже, кстати, понятие, ведь в инструкциях такого не прописано.
Но первое правило воров – ни с какой властью дел не иметь. Их свод законов объемный, во многом требующий толкования, а кратко он выглядит убедительнее в их собственных устах: «С малолетки сидеть, в армии не служить, под хвост не баловаться».