Иллюзивная материя бытия. Пособие по развитию внутреннего зрения - стр. 18
И вот однажды, когда я пришел домой чуть раньше и тихо вошел в квартиру, все сидели в столовой и пили чай (дед не позволял пить и есть на кухне – только в столовой). Я подошел к дверям, никто не слышал меня, все были поглощены разговором, и услышал дедовскую фразу: «А мальчик-то наш голубой…»
Я отшатнулся, голова закружилась, я почувствовал, что вот-вот могу потерять сознание, и по стеночке быстро, стараясь опередить обморок, добрел до своей комнаты и плюхнулся на кровать. Мысли путались, крутились в голове. Что сейчас произошло? Что я услышал? Я, наверное, все не так понял… Я лихорадочно стал искать объяснение дедовской фразе, хватаясь за каждую соломинку, и в конце концов, абсолютно изможденный, уснул.
Когда я проснулся, мир был другим, в нем не было надежды ни на что, не было любви для меня. И то, как это произнес дед, и то, как зашикали на него мама и бабушка, – все говорило о том, что их худшие опасения – правда, и это худшее опасение – я. И весь мой дар угас, поблек, стал незначительным по сравнению с тем, что обрушилось на меня. И если быть честным с самим собой, то это правда.
Я избегал думать об этом, избегал вопросов к себе, но это существовало помимо меня – так, что другие замечали. Я не знаю, откуда оно пришло ко мне и когда, важно, что это реальность, в которой я должен жить. Зачем мне мой талант, музыка, когда моя реальность словно нереальность, словно все это не со мной?
Говорят, что Чайковский покончил жизнь самоубийством. Я его понимаю. Тогда и я стал думать о самоубийстве. Мои мысли кружились вокруг идеи: «А как будет мир без меня? Как встретят эту новость мои мама, бабушка, дед? Что скажут в моих школах? Как лучше всего это сделать?»
Трудно сказать, к чему бы все это привело, но однажды дед позвал меня к себе в кабинет. Впервые. В этом было что-то новое, официальное, значимое и страшное. Дед сидел за своим массивным дубовым столом со множеством бронзовых фигурок. Он указал на кожаное кресло напротив. Я сел.
Я боялся любого поворота событий. Вдруг дед начнет поносить меня и чего-то требовать? Собственно, чего? Будет ужасно, если попробует говорить по душам. Тоже нелепость. О чем говорить? Сердце мое билось где-то в горле и гнало кровь напрямую в голову, не оставляя ничего для других органов, отчего все тело стало онемелым и ватным.
– Послушай меня внимательно, – начал дед. – Я в музыке всю свою жизнь. Я видел множество людей, посвятивших себя музыке, талантливых и не очень, но ты самый талантливый из всех, кого я когда-либо слышал. Живи своим талантом, живи своим даром, Даром с большой буквы (дед первый привнес это слово в мою жизнь), вся твоя жизнь – ради этого дара. Все для него! Остальное в жизни не имеет никакого значения! Тебе предстоит еще много работы, много труда во имя твоего дара. Не для совершенствования дара, а для совершенствования себя, чтобы вместить в себя полностью ниспосланный тебе дар. Понимаешь?