Размер шрифта
-
+

Игрок - стр. 72

— В общем, я некоторое время назад говорила с Димой. Нужна новая операция. И прогнозы далеко не безоблачные. Мы согласовываем меры и степень операционного вмешательства, все под контролем, я просто... просто хотела, чтобы вы знали.

Вот и все. Практически неподъемные слова сброшены со скалы прямо в океан: короткий всплеск, и сгущающая тишина штиля... А затем в жутком безмолвии, оброненном правдой, раздается первый всхлип.

 

Кирилл

Так случилось, что я никогда не был одинок. Моя жизнь всегда полнилась настоятельными ожиданиями. Родителей, учителей, просителей... Они говорили, наседали, вынуждали, не оставляя в покое ни на мгновение. Гомон и гвалт проник в меня, врос в каждую клеточку тела, а сейчас я лежу в полной тишине и темноте и чувствую себя чуть ли не призраком... За всей цветистой бутафорией, именованной моей жизнью, я даже не подозревал, насколько страшусь одиночества. И вынужденная темнота только усугубляет изоляцию... Поверить не могу, что согласился отложить операцию. Уже ночь — по редким шагам в коридоре вычислил — но я лежу и смотрю в черноту перед собой, потому что ничего другого не остается.

С руки сняли гипс. Я так много надежд возлагал на ортопеда, но для него я не Кирилл Харитонов, а просто Счастливчик, и физиотерапией доктор заниматься не собирается, ведь есть Жен... Да, есть. Но только не сегодня.

В этот самый важный день она отсутствует. Не видит, что рука, за которую она меня держала, свободна из гипсового плена, а две растяжки из трех убрали, позволив мне просто спокойно лежать. Ее отсутствие отравляет. Она столько времени была рядом, поддерживала, веселила, обнадеживала, а сейчас ее нет, и я ужасно злюсь. Что со мной? Жен мне ничего не должна, у нее заслуженный выходной, и все правильно, но на этот раз логика не помогает. Запертые мысли отскакивают от черепной коробки подобно шарикам, соударяясь и вызывая еще больший хаос...

Она появляется рано утром — раньше, чем начинается парадное шествие под дверью, — еще более тихая, чем обычно. Несколько раз сгибает мою руку, проверяя функциональность, но почти ничего не говорит. Обещает, что займется мною после завтрака, а затем, удостоверившись, что спать я не собираюсь, садится в кресло и зачитывает вслух название книги, которую будет читать, как и договаривались: английский пациент. Меня ее невнимание злит; я хотел, чтобы она заметила мою злость на нее, невысказанную злость. Сама.

 

Он смахивает рукой тарелки и стаканы со стола в ресторане, чтобы она, находясь где-нибудь в городе, услышала этот шум, подняла взгляд и поняла, как ему плохо без нее. [Английский пациент. Майкл Ондатже]

Страница 72