Игра в сумерках. Путешествие в Полночь. Война на восходе - стр. 103

Конь норовисто тряхнул гривой, но повиновался. Он встал на дыбы, оттолкнулся от земли – и в следующее мгновение поскакал по небу в сторону горной гряды, где Карпаты сходились под небом тысячами уступов, окутанных зеленой дымкой.

– Он отправился домой, – ни к кому не обращаясь, сказал Маска. – И если мне суждено вернуться – мы встретимся вновь. Через мгновение или вечность.

– Все когда-нибудь встречаются вновь, – кивнул Кобзарь и понимающе улыбнулся. – Всё когда-нибудь повторяется. Но не всем суждено вернуться из Макабра. Впрочем, как говорится, заранее эпитафий не пишут. А теперь, если вы готовы к первому туру Игры, выбирайте дверь! Надеюсь, увидимся через мгновение или вечность. Удачи, игроки. Макабр продолжается!

Кобзарь хлопнул в ладоши, и вокруг него закрутился вихрь. Он разметал волосы, а за плечами Кобзаря грустно бренькнул инструмент. Музыкант перебросил кобзу на грудь, откинул ткань, тронул струны и заиграл. Послышался стук сердцебиения, он нарастал, нарастал, так же как вихрь. Чем быстрее колотилось сердце кобзы, тем сильнее Теодор чувствовал бег крови в собственном теле. Ветер яростно трепал одежду и волосы.

– Скорей! – закричал Кобзарь. – Скорей! Когда песня закончится, вас уже здесь быть не должно!

Шныряла кинулась к черной двери, но остановилась на пороге, вынула камушек и зажмурилась.

– Черт! – крикнула она. – Ненавижу ямы!

Зажав в зубах игральную кость, девушка воткнула в порог ножик и прыгнула. В дверном проеме она сделала кувырок и ухнула вниз собакой, ее серый хвост мелькнул – и пропал.

Кобзарь осторожно заглянул в яму за порогом и беззаботно заметил:

– Хм, угадала. Скорей, скорей, игроки, шевелитесь – песня сейчас оборвется!

Сердце Теодора забилось где-то в горле, когда он направился к огненной двери. Не ошибается ли он? Верен ли выбор? Его ли стихия оставила клеймо, как сказал Кобзарь? Или это стихия отца, а он шагнет сейчас в костер и сгорит? Теодор задумался на мгновение, глядя как за дверью бушует пламя, и ему стало так жарко, что он задохнулся.

Клеймо!

Теодор однажды ощущал жар огня, стоя у огромного костра так же близко, как сейчас, и так же чувствовал страх и боль! К его щеке приложили раскаленное докрасна железо, которое оставило след на всю жизнь, – и он помнил боль от огня.

Клеймо.

Теодор зажмурился, задержал дыхание и сделал шаг в жаркий дверной проем, прямо в сердце костра. По его пальцам прокатилось жгучее покалывание. И тотчас же биение сердца позади него смолкло. Он стоял в тишине – а прямо перед ним за столом сидела фигура.