Игра и Мир - стр. 24
– Постой, он разбил бутылку и дальше ударил осколками?
– Ну да, а что тут такого?
– А то, что в этой игре нет такого оружия. И возможности что-то сделать из бутылки тоже нет.
– А разве все остальные возможности, которые я сегодня видел собственными глазами, заложены в алгоритмы игры? Мне показалось, что разбойники очень живо общались со мной, ориентируясь в ситуации на ходу.
– Да, это тоже все очень интересные вопросы, но все-таки разбойники были вооружены, как разбойники. Вели себя, как разбойники. Преследовали вполне логичные цели. Роль же мирного персонажа здесь: или сельское хозяйство, или участие в сюжетных сценах, или, как тоже заложено, быть пленником в клетке таких вот уродов. Не было зафиксировано случаев, когда им удавалось самим выбраться на свободу. А сегодня… или наше вмешательство так исказило механику, или…
– Или сам Бен? – попытался угадать я.
– Зря я его отпустила.
Взобравшись на холм, мы увидели за деревьями очертания домика на опушке. В окне горел свет, а из трубы вился дым, хорошо заметный в лунных лучах.
– Пришли. Скоро будем дома, – обрадовала девушка, и ободряюще хлопнула меня по плечу.
Глава 4. Интеграл хочет все знать
Я никогда не был знатоком абстинентных состояний, но то, что испытал, после принятия эликсира, когда Юля уже в нашей питерской квартире стаскивала с меня злополучный шлем виртуальной реальности, наверное, можно назвать именно жесточайшим похмельем, близким к самому настоящему делирию. Судороги изгибали тело знаком интеграла, желудок подскакивал к горлу и опускался вниз в ритм пульса, который, захлебывался аритмией. В глазах плясали искры и звезды, предметы комнаты вращались и складывались то горкой, то россыпью, словно в калейдоскопе. В ушах гудело, звенело и закладывало. Кажется, я кричал. Юля пыталась сдержать мои конвульсии, но это едва ли помогало. Наконец, меня согнуло пополам и вырвало в заботливо подставленный тазик.
– У нас, как в том французском такси: никто не блюет во время поездки, все блюют после, – Юля продолжала удивлять меня цитатами из современной классики мирового кинематографа. – Живой?
Я промычал что-то в ответ. Сознание медленно возвращалось к реальности. Вытер рот трясущимися руками, откинулся в кресле и прикрыл глаза. Стало только хуже, голова кружилась, как после центрифуги, я полагаю.
– Лучше бы меня убили…
– Не преувеличивай. Успеется еще. В первый раз всегда плохо, потом организм привыкает. Видишь, я почти не мучаюсь.
– Обнадежила…
– Тошниться будешь еще или можно убирать? – Юля осторожно дотронулась носком до тазика.