Идеал воспитания дворянства в Европе. XVII–XIX века - стр. 15

Вопрос о профессионализации оказывается актуальным во второй половине XVIII – начале XIX века и применительно к домашнему образованию, которое было в России главной формой обучения знати, не горевшей желанием сажать своих отпрысков за одну парту с детьми бедных помещиков. Как показывает В. Ржеуцкий, одним из упреков высшему дворянству была как раз недостаточная профессиональная ориентированность дворянского образования, стремление ограничиться дисциплинами, образовывавшими ядро модели, которую один из ее критиков, доктор Антониу Рибейро Санчес, называл «французским воспитанием» – танцами, музицированием, верховой ездой… Эти «дворянские искусства» занимают важное место в образовании дворянства по всей Европе. Они не входили в Ratio Studiorum, однако для дворянина, во всяком случае для семей видного дворянства, они представляли интерес, так как являлись частью культурной идентичности благородного человека и были необходимы в придворной жизни. Противопоставление «дворянских искусств» и профессиональной подготовки, которое мы видим в некоторых воспитательных планах, составленных выходцами из буржуазной среды для российской аристократии во второй половине XVIII века, очевидно, не было неразрешимым: и в Терезиануме в Вене, и в Кадетском корпусе в Петербурге «дворянские искусства» сочетаются с изучением дисциплин, ориентированных на профессиональную подготовку будущего слуги отечества. Однако такая критика в отдельных случаях приводила к отказу от дворянской программы воспитания в ее чистом виде, что мы видим в плане, написанном кн. И. Барятинским для своего сына. В других же семьях, как, например, у гр. Строгановых, несмотря на растущую – даже в рамках домашнего обучения – профессионализацию и перевод образования на родной язык, сохраняются многие традиционные элементы дворянского воспитания и образа жизни. Это проявляется не только во внимании, уделяемом «дворянским искусствам», но и в том месте, которое во внутрисемейном общении занимает французский язык.

В России идея полезности образования для дворянского сословия уже в XVIII веке нередко связывалась с представлением об образовании как условии карьерного роста. За этим меритократическим взглядом на карьерные возможности дворянства стояли, как полагают М. Киселев и А. Лысцова, относительно небогатые и незнатные дворяне. Таким образом, помимо влияния западноевропейского контекста, в этой дискуссии видна и российская специфика: относительно небогатое, но образованное дворянство не только мысленно возвышало себя над непросвещенным мелким дворянством, но и смело мечтать о конкуренции с вельможами за влияние и должности на государственной службе. Речь, конечно, шла только о претензиях в публичном пространстве, политически пока никак не подкрепленных. На уровне высшей бюрократии Российской империи такие идеи защищал И. И. Шувалов, сам происходивший из среды среднего дворянства. Он был сторонником принуждения дворянства к получению хорошего образования. Как показывают Киселев и Лысцова, Шувалов не смог добиться законодательного оформления этих идей, поскольку в конце елизаветинского царствования его влияние при дворе уменьшалось на фоне болезни императрицы, а царствование Петра III, когда он снова приобрел большое влияние, было слишком скоротечным. Однако сами по себе эти инициативы свидетельствуют как о новом, европейском понимании места образования в дворянской культуре, так и о государственном подходе этого вельможи, видевшего роль образования в создании эффективной бюрократии. При этом Шувалов не готов был поступиться приоритетным правом дворянства на занятие высших государственных должностей: его предложения сводились к уравнению шансов на продвижение по карьерной лестнице для представителей мелкого и крупного дворянства, но не для других сословий