ID. Identity и ее решающая роль в защите демократии - стр. 22

Как Сократ, которого его сограждане-афиняне заставили выпить чашу яда по обвинению в развращении их молодежи, так многие диссиденты и еврейские активисты арестовывались за преподавание иврита или религиозную пропаганду. Как в книгах Рабле, мы жили в сумасшедшем мире, в котором «хвосты» КГБ официально не существовали даже тогда, когда они были совсем рядом, и, как от Одиссея, от нас требовалось найти источники мужества, бесстрашия и дерзости для того, чтобы преодолеть страх смерти. Погружаясь в вымышленный и в то же время такой реальный для меня мир литературных героев, я чувствовал с ними глубокую солидарность. Неважно, были они реальными историческими фигурами или нет, существовали в действительности или только в книгах – я чувствовал их присутствие, они были абсолютно реальны, они жили вместе со мной в моей маленькой камере и помогали мне бороться и побеждать. Я уже не сидел как зритель в партере – я присоединился к той реальной битве, которую вели они и которую теперь выпало вести мне. «Жизнь замечательна, – говорили они мне, – и есть так много вещей, ради которых стоит жить. Но помни: есть вещи, ради которых стоит умереть. Оставайся сильным, будь верен нашим общим принципам, будь верен самому себе – и мы поможем тебе, вместе мы победим».

Что изменилось при вторичном прочтении этих книг, почему эти литературные образы вдруг ожили и оказали на меня такое влияние? До этого я был отдельным атомом, отдельной, не причастной ни к чему единицей, чьей конечной целью было выжить, приспособиться. Почувствовав свою связь с народом, с историей, я обрел силы, которые дает ощущение причастности к чему-то большему, чем ты сам, я почувствовал себя частицей огромного целого. Именно это дало мне возможность ощутить свою солидарность с героями, которые так отличались от меня своим языком, историей, верованиями, системой ценностей и видением мира. Они были моими соратниками, потому что их, как и меня, одушевляло чувство причастности к чему-то большему, чем ты сам: идее, народу, истории, ради которых не жалко было и отдать жизнь. Мы стояли перед тем же самым вызовом: забыть о страхе смерти, заменить его «страхом божьим», то есть страхом быть недостойным идеала, изменить самому себе. Ощущение причастности к своему народу, ощущение своей identity изменило меня, придало мне новые силы. Я по-другому видел теперь их борьбу, их готовность идти на жертвы во имя того, что было для них дороже всего, дороже самой жизни. Их пример вдохновлял меня, укреплял мое внутреннее чувство свободы. Я знал, что, защищая право на свои ценности, я в каком-то смысле продолжал их борьбу, я сам становился частью истории, которая, в конечном счете, будет на нашей стороне.