И жизнь продолжалась - стр. 9
Близняшка в платье старательно заворачивает выпечку в банановый лист и завязывает его сахарной лентой, пока её сестра стучит по клавишам кассового аппарата, выбивая чек.
– Семь сорок, – объявляет она.
Чарли звенит карманом с мелочью и выуживает оттуда две блестящие монеты, каждая с толстой цифрой пять. Взяв сдачу, она прощается с близняшками и покидает сладкое царство.
– Вот жуки! А мне ничего в подарок не предложили, – шутливо ругается она и разорачивает банановый лист.
Присев на гранитный поребрик, Чарли кладёт перед Цок- Цоком его угощение и подносит близко к носу свой десерт. Втянув сладкий запах с нотками аниса, она за один раз откусывает чуть ли не половину улитки. О, это сочетание! О, нежная музыка вку- сов, как складно она звучит! Все специи идеально подобраны, ни одна не перебивает другую. Эта вкусовая палитра так сильно завлекает Чарли, что она продолжает жевать улитку, не обращая внимание, что крошки сыпятся на платье. Проглотив последний кусочек, она приходит в себя, возвращаясь из далёких миров об- ратно на площадь Капустников.
– Ну что, как твой бесплатный шарик?
– Кар-кар, – замечает Цок-Цок, подчёркивая, что десерт слегка заветрился и ему не хватает кайенского перца.
– Ох уж этот твой вороний вкус, – говорит Чарли. – Ладно, теперь можно и в парк. Или возьмём ещё кофе?
– Кар, – ворон напоминает, что с её чувствительной нервной системой нельзя пить так много кофе.
– Ладно-ладно. Через пару часиков, – соглашается она.
Чарли поднимается, ждёт, когда Цок-Цок залетит к ней на плечо, отряхивает платье от крошек и поворачивает в сторону переулка Художников. На нём, как следует из названия (а в Северном городе ничего не называют просто так), живут представители клуба «Х». Это группа художников, которые работают в жанре очень-очень примитивного искусства; ведь просто примитивного было не достаточно. «Искусство – НИЧЕГО, выражающее ВСЁ» – так звучит их слоган. Он же вышит на ярко-голубом полотне, перетянутом через весь переулок.
– Надо будет взять у них интервью, – вслух размышляет Чарли. – Побольше узнать про всё из ничего и ничего во всём.
Пройдя переулок, они сворачивают на улицу Пустошей, что упирается прямо во вход на кладбище скульптур. Здесь так сильно пахнет мылом, как будто только пару минут назад кто-то хорошенько прошёлся по дороге огромной пенящейся щёткой. Чарли обожает запах мыла и моющих средств вообще. По её мнению, в этих непритязательных бытовах ароматах кроется вся красота. И если бы она создавала парфюм, то не стала бы включать в него ноты яблока или цитруса, а скорее бы взяла запах новой обуви, девяносто пятого бензина, влажного сена или только что глаженного горячего белья.